Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше - [16]

Из всех, с кем я общался в тот период, о существовании Джо знал лишь Витто, мой лучший друг еще с начальной школы, с которым мы по-прежнему встречались, хоть и учились теперь в разных заведениях. В новом классе я даже Арианне рассказать не смог. О, Арианна… С первого же дня средней школы меня затянуло в ее гравитационное поле, словно спутник; она была Землей, а я – Луной. И – нет, я не признался даже ей. Несмотря на ее глаза и улыбку. Несмотря на то, что мы любили одну и ту же музыку.

Почему я никому не говорил?

Никаких логических объяснений я не вижу.

Я как-то интуитивно чувствовал, что это может быть… опасно, что ли.

* * *

Ну вот, значит, я и сам не заметил, как оказался в третьем классе. Но уже буквально на второй-третий день, когда я после школы отпирал замок на велосипеде, а ко мне подошел Пьерлуиджи Антонини по прозвищу Носатый (потому что, во-первых, нос у него реально был длиннющий, прямо взлетно-посадочная полоса, а во-вторых, он этот свой нос всюду совал), то понял, что этот год будет не таким, как предыдущие. Носатого ненавидела вся школа.

Стоял сентябрь. Первый школьный месяц, когда ничего еще не происходит, когда все еще мыслями в каникулах – лето, пляж, крем от загара; а если кто осмелится заговорить о выпускных экзаменах – привязать его к дереву, намазать медом и оставить на съедение муравьям!

Мое самое любимое время, если честно.

И вот, значит, нарисовался этот Носатый. Словно одинокая туча внезапно закрыла солнце. Я, согнувшись над великом, возился с замком, который, по обыкновению, заело, и краем глаза заметил, как он выходит из школы. Еще подумал: куда это он собрался? Обычно родители забирали его на машине, прямо к крыльцу подъезжали, хоть и жили всего в двух кварталах; велосипеда у него не было, да он небось и кататься-то не умел. Я и мысли не допускал, что он может направляться ко мне; во-первых, потому, что мы были едва знакомы, а во-вторых, потому, что я бы уж лучше нацепил балетную пачку и сплясал на глазах у всей школы, чем стал бы с ним разговаривать.

Я жутко хотел есть и на чем свет честил проклятый замок, поэтому в первый момент, обнаружив перед собой Носатого, только изумился, ничего больше. Подняв голову, я огляделся по сторонам: не наблюдает ли кто? К счастью, все одноклассники уже испарились.

– Привет, Джакомо, – произнес он своим скрипуче-медоточивым голосом.

На нем был шерстяной свитер, вокруг шеи – коричнево-лиловый шарф. Сам я был в футболке, и то потом обливался. Я сделал вид, будто ничего не слышу.

– Мне надо тебе кое-что сказать, – продолжил он.

Я фыркнул – мол, мне-то что?

– В чем дело, Нос? Я домой. Мне некогда.

– Это быстро. Насчет твоего брата.

Нахмурившись, я вытер лоб и встал, оставив ключи болтаться в замке.

– Моего брата?

– Да.

– Какого еще брата? Ты о чем?

– Мне тут птичка напела…

Я терпеть не мог, когда так говорят. Проклятые птички вечно знали то, чего знать не полагалось; перестрелял бы этих порхающих по школе пернатых!

– …про болезнь твоего брата.

Я замер с разинутым ртом, словно рыба. Смысл его слов дошел до меня мгновенно, но переварить их я пытался секунд тридцать.

– Во-первых, – заговорил я, придя в себя, – это не болезнь. – Слова срывались с губ тяжелыми камнями. – А во-вторых, не твое дело.

Носатый поправил шарфик, изобразил вежливую улыбку и наморщил нос. Абсолютно то же выражение, с каким в классе он поднимал руку, чтобы сказать, что да, разумеется, он знает дату смерти Марата.

– Болезнь, болезнь. Это факт. Я изучал литературу. Ты же знаешь, что я мастер по докладам.

– И по копанию в чужом дерьме, очевидно.

– Да, надо же такому случиться, – гнул он свое. – Вот несчастье-то.

– ?!

– Самое печальное, – он сокрушенно покачал головой, – это что они рано умирают. По крайне мере, так написано.

Я уставился на него как на фокусника, проглотившего шпагу. Его слова ошеломили меня, и я даже не находил сил дать ему по роже.

– Ну, ты и сам, наверно, знаешь? Ты же его брат. Я хочу сказать, ты знаешь, что все те, которые, ну… такие, – он пробежался пальцами по воздуху, – долго не живут и часто и тяжело болеют.

– ?!

– Кошмар: он не сможет даже завести семью! Не научится жить самостоятельно! – причитал он, причем непонятно было: это такое тонкое коварство или просто необъятная глупость? – Ну ладно, давай, передавай ему от меня привет, о’кей?

Он похлопал меня по плечу, развернулся на каблуках и скособоченной походкой зашагал к дороге.

Несколько секунд я стоял не шевелясь. Он и правда все это сейчас сказал?! Дрожа от ярости, я набросился на замок, и тот, словно по волшебству (а может, из сочувствия ко мне), услужливо открылся. Сейчас вскочу в седло, догоню Носатого и перееду нафиг! Последствия? Замечание в дневнике, плохая оценка за поведение, жалоба от семьи пострадавшего? А, плевать! Я вспрыгнул на велик, разогнался, бешено крутя педали, чтобы наверстать упущенное время, и настиг его ровно в тот момент, когда он выходил на дорожку, начинавшуюся сразу за калиткой. И… я на него не наехал. Сознательно. Рванулся в сторону и только чуть-чуть его задел. Он обернулся и заверещал, точно женщина, которой юбку задрали. А я понесся в сторону дома, не оглядываясь.