Мост Верразано - [27]

Надо заметить, Энн практически не представляла себе, какие такие дела у мужа с Умником, и потому догадаться не могла, что эти мужские игры смертельно опасны. Сейчас она ощутила опасность не в содержании Клемова рассказа: подумаешь, мало ли предложений получал глава «Джи Си» за эти годы — притом от людей, не менее важных, чем директора нефтяных компаний… Опасность похрапывала и посвистывала в голосе мужа, поблескивала во взглядах Эйвона — когда он поднимал глаза от рюмки. И совсем уж нехорошо стало Энн, когда он спросил у Клема:

— Ну и как, прихлопнем эту затею к дьяволу, и миллиарды эти пропьем, а? Деньжищи-то какие! Вот тогда муж и повернулся к ней. И сказал:

— Полагаю, тебе надо уехать с детьми. В Европу…

— В какую еще Европу?! — пролепетала Энн.

— Объясни человеку толком, — прогудел Умник.

Клем объяснил — очень коротко, но, как всегда, внятно. И резюмировал в том смысле, что если он не примет этих условий, то пощады от нефтяных господ ждать не придется. Энн, надо отдать ей должное, не восклицала испуганно или удивленно и не пыталась давать советы; даже не побледнела, и Умник подумал, что хорошо, когда жена так верит в здравый смысл и возможности мужа. Одобрительно покосился на нее — на сей раз она не покраснела.

Сошлись на том, что Си-Джи «постарается кое-что придумать», а Энн с детьми и кем-то из охраны уедет-таки в Европу, причем не на семейную виллу у границы Франции с Испанией, а в иное место, каковое будет найдено и ей предложено завтра же. И Энн снова поступила уместно: как ей ни хотелось побыть еще немного рядом с господином Эйвоном, извинилась и оставила мужчин сидеть за их коньяком. Тогда Си-Джи снял с лица американскую свою неизменную улыбку, от чего сразу подурнел, посмотрел в упор на Умника и осведомился:

— Предложения будут?

— А какие у меня могут быть предложения? Разве что хапнуть эти миллиарды да продолжать работать.. Но ты ведь на такое не пойдешь, ты же порядочный.

— А ты разве не порядочный? — зачем-то осведомился Клем. И добавил:

— Не получится, не та публика — на мякине их не проведешь… Еще что?

— Публикации, — проговорил Умник. — Распубликовать всю эту сраную хренотень пошире, понимаешь? На ти-ви. Лучше всего по национальной программе… у тебя же наверняка есть ходы, а?

— Почему ты сам не хочешь? — спросил Си-Джи, подразумевая и другой вопрос: почему ты с самого начала не пошел по такому пути, почему играл в секретность?

И Умник понял невысказанный вопрос — как всегда, как всегда, опережая Клема хотя бы на полшага, и — тоже как всегда — того пробрала злость. Умник объяснил:

— А я не то их недооценил, не то тебя, гения нашего, переоценил: думал, успеем выгнать пробную серию, пока они не расчухали. Вот так. А почему сам не хочу, так связи-то у меня какие? На ти-ви? Никакие. Это первое. Второе…

"Второе» Си-Джи понимал и сам: Эйвону никак нельзя засвечиваться, ибо он есть носитель генеральной информации, и стереть его с лица земли — вместе с его информацией — дело самое простое и эффективное… Его самого, Си-Джи, убивать нет особого резона: компания из-за смерти президента существовать не перестанет, разве что преемники напугаются, так что в худшем случае эти бандиты могут пойти на киднэппинг — поэтому он и решил немедля спрятать Энн и мальчишек.

Надо бы деликатно предупредить родителей, подумал Клем. У них, конечно, на их вилле под Майами — сущая крепость, но все же…

— Ладно, Берт… Полагаю, это единственный выход. Завтра же и попробую связаться с телевизионщиками… То есть ты мне даешь формальное разрешение на публикацию твоего изобретения? Не так ли?

С этим Умник и отбыл в свое захолустье. Надо сказать, теперь его обслуживали как подобает: за счет «Дженерал карз» таскали на вертолете в аэропорт Нью-Арк, и дома, в Детройте, то же самое: а, господин Эйвон! Пожалуйте в кабину, сэр! Он уже в утренних самолетах многих узнавал — из тех, что летали в Нью-Йорк или Джерси-Сити на работу, и однажды, когда пришлось утром, наоборот, возвращаться в Детройт (Детрой, как говорят местные), он увидел, что человек двадцать берут у проводницы одеяла и подушки и уверенно плюхаются спать — верный знак, что тоже летят на работу. Рационалиста Умника этот факт почему-то поразил, и ему пришел в голову безумный проект: поменять их местами — пускай и те, и те работают у себя дома.

Изобретатели — они все, по правде говоря, чокнутые.

Энн сидела у себя наверху и, к собственному удивлению, не плакала. Как выяснилось, разучилась она плакать — столько лет не приходилось — повода не было.

Си-Джи закрылся в кабинете; набрасывал на компьютере текст интервью. Он уже позвонил знаменитому телеобозревателю Тиму Пратти, по кличке Лошадка, и оставил в секретариате послание Тиму с просьбой отзвонить.

В комнате при кухне — которую мы назвали бы столовой для прислуги — кухарка донесла Джорджу Миллеру, что его любимый хозяин сильно не в духе и от всех своих заперся, а ей велел принести кофе, а от этого усатого из Детройта, или откуда он там, добра не жди, она это сразу увидела. На что Джордж, явно впав в задумчивость, отвечал: да, мол, сестра, от него беспокойства ой как хватает. Эта задумчивость черного брата Джорджа вогнала кухарку еще в большее беспокойство, и, по мере того как садовник и охранники поочередно приходили обедать, она изливала тревогу и на них, так что к вечеру в доме повисла угрюмая напряженность — даже мальчишки ее ощутили и играли совсем тихо. Только поздним вечером, когда Умник уже добрался до дома и далее успел малость повеселиться в постельке с Нелл, Клем поднялся к жене, погладил ее по аккуратно уложенным волосам и промолвил: