Московские градоначальники XIX века - [80]

Более того, в большей части источников Арсений Андреевич в именных указателях и ссылках именуется как «муж А. Ф. Закревской» (взять хотя бы «донжуанский список Пушкина»).

Пушкин не раз бывал в гостях в петербургском доме Закревских, в бытность его службы в столице, во второй половине 1820-х — начале 1830-х годов. Например, в письмах от 20 июня и 28 июля 1831 года П. В. Нащокин и Ф. Н. Глинка просили Пушкина справиться «у самого» 3 (Закревского). о наградах врачу Ф. Д. Шнейдеру и похлопотать об улучшении служебного положения Глинки. Друзья Пушкина справедливо рассчитывали, что Пушкин, пользуясь близостью с женой Закревского, служившего тогда уже министром внутренних дел империи, имеет влияние и на сиятельного мужа.

Поэт любил рассказывать о своих сердечных победах друзьям. В частности, Петр Андреевич Вяземский писал жене, как в мае 1828 года на одном из петербургских балов Александр Сергеевич «отбил» у него Аграфену Закревскую. О влюбленности Пушкина в Закревскую писала и А. А. Оленина в своем дневнике от 11 августа. Известно и о встречах Пушкина и Закревской в сентябре 1828 года (из переписки поэта с Петром Вяземским). Вяземский докладывал А. И. Тургеневу, как Пушкин «целое лето кружился в вихре петербургской жизни» и воспевал Закревскую. Слово «воспевал» надо понимать буквально — поэт посвятил ей стихотворения «Портрет» (мы его уже процитировали), «Наперсник» («Твоих признаний, жалоб нежных»), «Счастлив, кто избран своенравно». Существует предположение, что Закревская явилась прототипом Зинаиды Вольской в отрывке «Гости съезжались на дачу» (1828), а также, что именно к ней обращено стихотворение «Когда твои младые лета» (1829)[196].

Отношения Пушкина и Закревской прерывались в тот период, когда Аграфена Федоровна вместе с мужем выезжала в Финляндию.

Назначение в Финляндию застало Закревского врасплох. В письме П. Д. Киселеву от 20 сентября 1823 года граф сетует: «Возвращаясь из-за границы, неожиданно получил новое назначение в Финляндию, и кажется, по желанию немца Дибича, которому желаю царствовать и выводить новых немцев, и русские не раз вспомнят князя Волконского…»[197] Закревский принялся было отказываться от свалившейся на него чести, но государь потребовал, чтобы он даже и не думал о другом.

Арсений Андреевич надеялся, что ссылка в Финляндию продлится недолго. «Напрасно ты думаешь, — писал Закревский все тому же Киселеву, — что я располагаю оставаться в Финляндии. Напротив того, я прежнее имею намерение ехать туда и пробыть назначенное мне время и показать, что я не упрям и готов исполнить волю государя, со мною несправедливо поступившего. После двух докладов по Финляндии я еще более убедился, что там полезен быть не могу, и государь никак не полагает, чтобы финны ненавидели русских, тогда как это заметно почти на каждом шагу. Впрочем, в звании моем теперешнем я не могу оказать никакой пользы моему отечеству, а что финны меня хвалить или ругать будут, для меня все равно»[198].

Графу Закревскому вновь предстояло вернуться в те края, где за 15 лет до этого он уже побывал, но в качестве завоевателя. Но если тогда эта была территория враждебной для России страны (Финляндия находилась в составе Швеции с 1581 года), то теперь Великое княжество Финляндское являлось неотъемлемой частью империи, что провозглашалось в манифесте Александра I от 20 марта 1808 года.

Границы княжества уже после присоединения его к России были расширены путем включения в него так называемой Старой Финляндии: Карельского перешейка с Выборгом и северного Приладожья (являлось частью России с 1743 года). К 1811 году княжество было поделено на семь губерний: Або-Бьернеборгскую, Вазаскую, Выборгскую, Куопиоскую, Кюм-менегордскую, Нюландско-Тавастгусскую, Улеаборгскую. Жители губерний имели свое подданство — финляндское, а для выезда в Российскую империю им требовалось оформить специальные документы. По сути, Великое княжество Финляндское было государством в государстве. Этому способствовало самоуправление, основанное на широчайшей автономии. И хотя населению новой российской территории были предоставлены немалые преференции: сохранение шведского законодательства, лютеранской религии, признание шведского языка в качестве официального (хотя около 90 процентов жителей говорили на финском языке), хождение шведской валюты наряду с рублем (до 1840 года), — прирастание Финляндии к России происходило очень не просто. И кому как не Закревскому было знать об этом.

Финское дворянство видело в присоединении к России возможность дальнейшего укрепления национальной самобытности. А население Старой Финляндии восстало и продемонстрировало свое отношение к российской власти крестьянским бунтом, в ходе которого финские крестьяне убивали русских помещиков и чиновников. Русская армия усмирила бунтарей и буквально наводнила Финляндию, противопоставив себя местному населению, вынужденному содержать находящихся на постое солдат и офицеров. Исполнявший обязанности генерал-губернатора в 1812–1813 годах Г. М. Армфельт писал: «Русский штаб и русские солдаты зачумляли Финляндию», «в Финляндии еще не знают, что будет: бесконечно много обещано, но до сего дня ничего не исполнено», «теперешнее поведение русских относительно финских офицеров и Финляндии вообще весьма аполитично, но где будущая безопасность с варварами и деспотами?». А посему Закревский получил от императора (великого князя Финляндского с декабря 1808 года) специальную инструкцию, в которой ему разрешалось применять к финнам как кнут, так и пряник. Целью Закревского было максимальное ограничение автономных прав княжества, вплоть до ликвидации статуса автономии. Ведь пора на дворе стояла тревожная — до восстания декабристов оставалось всего два года. И существование на северо-западе империи, рядом со столицей, столь вольной территории было весьма неуместно, не ко времени.