Московские градоначальники XIX века - [75]

Еще 29 апреля 1811 года Закревский писал Константину Булгакову: «Любезный Константин Яковлевич, Графу худо и весьма худо, и по утверждению медиков совершенно нет надежды к выздоровлению, а потому можете судить каково мое теперь положение. Не имею более духу более писать, прощай, будь здоров и помни тебя любящего друга»[176]. Впоследствии в устных разговоpax Закревский не раз утверждал, что его начальник граф Каменский был отравлен. Эту версию он не раз выдвигал в переписке с друзьями, намекая на существование заговора.

Умер не просто военачальник, а надежда отечества. Ведь впереди была Отечественная война 1812 года, начавшаяся для России крайне неудачно. И причиной тому было отсутствие полководца, способного объединить и армию, и народ ради победы. Кандидатура Каменского могла бы вполне подойти на этот пост. Каменский умер на взлете. А для Закревского, присутствовавшего при последних минутах генерала, это было еще и личной трагедией. Он потерял близкого друга. Перед смертью Каменский вручил своему адъютанту секретные бумаги, с просьбой передать их лично в руки государю. Среди писем было и духовное завещание, в котором Каменский просил императора облагодетельствовать своих адъютантов и помощников. Закревскому он завещал часть своего состояния, однако Арсению Андреевичу не суждено было его получить, так как состояние это было наследственным и должно было быть передано наследникам графа.

Вскоре после смерти Каменского Закревский выехал вместе с его бумагами в Петербург на доклад к государю. Александр принял его, отметив преданность адъютанта, и повысил в чине, определив его в придворный лейб-гвардии Преображенский полк. Еще более значимым для Арсения Андреевича было и новое назначение в декабре 1811 года — продвижение по службе — опять же адъютантом, но уже к военному министру Михаилу Богдановичу Барклаю де Толли, все силы которого в то время были сосредоточены на подготовке к будущей войне с Наполеоном. Назначение Закревского к Барклаю свидетельствовало о высокой оценке императором его качеств, одно из которых — личная преданность — особо ценилось Александром.

В начале 1812 года начался стремительный рост карьеры Закревского. 30 января он получает чин подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, 13 февраля — полковника, а 21 марта он был произведен и назначен начальником Особенной канцелярии военного министра, отвечавшей за военную разведку и контрразведку. «Я не флигель адьютант, а полковник Преображенскаго полка и Директор особенной канцелярии Военного Министра и по учреждению сверх получаемого жалованья получаю 3 т. рублей столовых денег; могу сказать что Милости Государя велики и весьма велики, мне теперь остается оныя заслуживать», — писал Закревский Константину Булгакову[177].

Это было преодолением еще одной ступеньки в карьере, недаром в письме от 6 мая этого же года Александр Булгаков пишет брату: «Закревский имеет славное место при военном министре, место весьма доверенное: он заместил Воейкова, коего удалили из Петербурга за некоторые весьма двусмысленные поступки. Все радуются фортуне Закревского, он отлично уважаем всеми»[178].

В марте, после назначения Барклая де Толли главнокомандующим 1-й Западной армией, Закревский выезжал вместе с ним в Вильну. Ему предстояло пройти весь боевой путь этой армии, отступать вместе с ней вглубь России и принять участие в Бородинском сражении.

Как адъютант главнокомандующего, Закревский должен был находиться при нем неотлучно. И в штабе, и на поле брани. А поскольку Барклай, по словам Кутузова, проявил в Бородинском сражении храбрость, «превосходившую всякие похвалы», то об адъютантах его и говорить нечего. Достаточно сказать, что в числе убитых было два адъютанта Барклая, но Закревского Бог миловал — он остался жив в этой кровавой мясорубке. За храбрость и мужество, проявленные при Бородине, Закревский был удостоен ордена Святого Владимира 3-й степени.

А в сентябре Закревский сопровождал своего командира в его лифляндское имение. Дело в том, что Барклай, не согласный с вмешательством в управление подчиненными ему войсками со стороны Кутузова, попросился в отставку, под предлогом болезни. Государь удовлетворил прошение генерала и разрешил ему покинуть армию. Известно, что отступление армии на первом этапе Отечественной войны в основном связывали с именем Барклая. Несмотря на героическое участие самого Барклая и его армии в Бородинском сражении, негативное отношение к нему еще продолжало жить в народе. С этим пришлось столкнуться и Закревскому.

Проезжая вместе с Барклаем через Калугу, Закревскому пришлось в буквальном смысле защищать честь своего командира, когда толпа, выкрикивая в его адрес оскорбления, пыталась забросать карету генерала камнями. Закревский выскочил из кареты и со шпагой в руке ринулся на обидчиков.

Закревского характеризует и такой факт. Он — один из немногих, кто не только не осудил Ростопчина за пожар Москвы, но сопереживал навалившимся на графа несчастьям: «Любезнейший Александр Яковлевич, по прибытию нашем в Тверь, мы нашли там посланного адъютанта из Воладимира в Петербурх, каторый никакого ответа от Государя не привез, а доставил рескрипт со 2-м Георгием. При сем долгом себе поставляю вас уведомить, что гнусные Твари, живущие в Петербурхе марают Графа Федора Вас. за Москву, и всю вину на счет оной кладут на него. Скажите пожалуйте как чудовища тамошния думают о точном патриоте нашего отечества и желают чтобы он в Петербурх не приезжал; это я тому потому, что хочут еще более марать, по мнению моему не худо бы Графу поспешить туда. Об армиях вы более нашего знаете, но слух носится здесь что армия наша в Красном за Смоленском. Платов пожалован графом.