Море в ладонях - [97]

— Ты не один! — возразил Бессонов. — Тебя окружают живые люди. Разве не они — источник твоего вдохновения? Разве не им принадлежишь ты?

— Им!..

— А с целлюлозным? Забыл, о чем я с тобой говорил?

— Помню. Интересовались…

— Нет! Ты забыл!

Стол исчез, и Ушаков оказался на расстоянии вытянутой руки от гранитной фигуры Бессонова.

— Павел Ильич, я понимаю, мне до вас далеко…

— Не говори так со мной! — прогремел чудовищным голосом необычный гость.

Он повернулся, пошел к двери, стена перед ним раздвинулась.

— Но как же мне быть?! — закричал Ушаков. Он бросился вслед за Бессоновым и ужаснулся. Вспомнил: Старик приходил оттуда, откуда не возвращаются обычные смертные…

Утром позвонил, а вечером прилетел в Бирюсинск Пономарев. Не виделись после зонального совещания. Пономарев возглавлял делегацию своей области в дружескую Монголию. Ушаков встретил его в аэропорту, отвез в особняк для приезжих больших гостей. Ужинали вместе, потом сидели в гостиной, говорили о делах, смотрели телевизор.

КВН всегда нравился Ушакову. В этой форме он угадывал новое самодеятельное искусство. В умении посмеяться, проявить находчивость и смекалку состязались команды строительного и политехнического институтов.

— У нас тоже раз в месяц проводят, — заметил Пономарев. — Смотрю с удовольствием, отдыхаю…

Не успел Ушаков ответить что-либо, как ведущий объявил:

— А теперь, команда «Тяп-ляп», ваш вопрос к команде «Всезнайка»!

— Печаль моей мечты!.. Откуда это?

— На наш взгляд, — это печаль седого Байнура.

Виталий Сергеевич в душе возмутился: «И тут Байнур!»

— Вы согласны? — спросил ведущий.

Капитан команды строителей вышел вперед:

— Ответ предполагался такой: это строчка из стихов нашего земляка Михаила Тальянова. Но мы готовы согласиться с командой «Всезнайка», тем более, что стихи имеют прямое отношение к Сибири, природе, Байнуру!

Пономарев повернулся к Ушакову:

— Выходит, не желает народ смириться со строительством Еловского завода?

— Ну разве это народ? — отмахнулся Виталий Сергеевич. — Схохмить, почудить молодежь всегда любит…

— Кстати, перед отъездом я был в Москве. Слышал, по жалобе ваших ученых создана комиссия во главе с Крупениным, — он засмеялся. — Вот уж воистину поручили коту мышей ревизировать!

Но дошла не ирония. На мгновение оглушил сам факт:

— Каких ученых? — спросил Ушаков. Не по этой ли причине дважды звонили из Москвы? В горле першило. Воротничок нейлоновой сорочки давил, как железный ошейник.

Пономарев вспоминал:

— По-моему, называли Платонова и Коваля… Остальных не знаю. Видел Крупенина. Бодр, красив, деловит. Перекинулись парою слов, а дальше не пошло. Чувствую, до сих пор на меня в обиде!

— В обиде? За что? — удивился Ушаков.

— Крупенину долго ли? Характерец!

Ушаков смотрел на Пономарева. Нет, тот не позер. Волевое, открытое, чуть грубоватое русское лицо. Есть категория людей, которых задеть ничего не стоит. А этого, прежде чем тронуть, подумаешь: стоит ли?

— …В прошлом году предлагал нам строить фанерную фабрику. Фанера нужна, не скрою. Но у нас и березы разве на топорища для собственных нужд. Железная дорога и без того предельно загружена. Пусть строит там, где выгодно во всех отношениях. Вначале даже прикинули, но, кроме помехи, такая фабрика ничего не даст нашей области. Чугун и сталь, прокат и машины — вот хлеб наш насущный.

— Не даст, значит? — повторил невпопад Ушаков, негодуя на Коваля и Платонова. Дошли до Москвы, обходят крайком, дискредитируют местные органы.

— Разумеется, — подтвердил Пономарев. — Знавал я одного деятеля. В свою республику он тянул все, что угодно, лишь бы урвать побольше. Ему земледелием, скотоводством следует заниматься, а он мечтает строить драги и экскаваторы, которые нужны тебе. Мания величия. Желание иметь государство в государстве!

Ушаков налил шипучку в стакан, освежил горло. Ему хотелось знать, как смотрит «промышленный» Пономарев на байнурские события. Он был уверен, что судить объективно и высказаться честно может лишь человек равного с ним положения. Такому, как Пономарев, нет нужды лгать или навязывать личное мнение.

— Надеюсь, меня-то не обвиняешь за желание иметь свою целлюлозно-бумажную промышленность?

На лице Пономарева мелькнуло что-то вроде улыбки, но тут же он испытующе посмотрел на Ушакова:

— Что я могу сказать? Бумага, картон позарез стране нужны. Но твой-то завод будет давать кордную целлюлозу.

— Ну и отлично! — подхватил Ушаков.

— Отлично?

— Разумеется, — подтвердил Ушаков и осекся. В чем-то он допустил оплошность, но в чем? Ему надоели слова: «супер-супер», «вискозная», «кордная» — вся эта терминология, которая нужна специалистам. Знал: его целлюлоза должна быть лучшей из лучших. Так в чем же дело? По лицу пошли красные пятна.

Пономарев не спешил и, как понял поздней Ушаков, начал издалека:

— Так вот, дорогой. Потребитель сверхпрочного корда прежде всего авиация. Ее развитие потребует, быть может, сотни новых аэродромов. А это сотни новых взлетных полос, каждая длиной по нескольку километров. Это миллионы и миллиарды рублей. Надо сразу искать, на чем экономить, каким путем идти…

Ушаков улыбнулся:

— При чем тут Еловский завод?