Море в ладонях - [73]

Спешить было глупо, и они пили не торопясь. Много раз он мечтал о таком вот простом и волшебном вечере, когда за окном в тополях шумит дождь, а в розовом полумраке квартиры тепло и уютно, рядом милая, юная женщина. Музыка «Маяка» подогревала настроение.

Еще вчера, перед сном, в коридоре своей квартиры он наткнулся на старые туфли жены. Туфли кремовые, на низком каблуке, когда-то опрятные и красивые, теперь раздавшиеся в носке, как лапти, стоптанные, похожие на саму старость. Наткнулся на туфли Тамары Степановны, а вспомнил Ксению Петровну на лестнице, когда шли из ресторана в его номер гостиницы. Засыпая, думал о будущей встрече с Ксенией Петровной, словно о сказке. Ему мечталось поехать с этой женщиной куда-нибудь на Кавказ или в Крым. Он даже себе представил, как за окном поезда, отставая, кружа, проплывают луга и поляны, леса и рощи, полустанки и деревушки. Он закрывал глаза и мысленно наслаждался движением в бытие. Понимал, что вселенная — мир, окружение, звезды и небо, природа и люди — все для него существует, пока существует он сам. А сгинет, умрет — и все, что было им осязаемо, осмысленно, все для него исчезнет, перестанет существовать. Был молодым — не умел ценить жизнь. Теперь, когда осознал, что жизнь промелькнет, как след угасшей искры, — ужаснулся.

Он хмелел, но хмель не дурманил, а молодил, наполнял бодростью. Ему хотелось, чтоб именно такой хмель продолжался бы вечно. С ним была та, о которой только мечталось. Он ненасытно смотрел на милый овал лица, на тонкие изогнутые брови, на губы, — вкус которых, должно быть, ни с чем не сравнить. Смотрел и не верил, что эта женщина может стать его женщиной. Женщина, от которой нет сил отвести взгляд, существует не в грезах, а наяву. Ошеломленный и очарованный, он то цепенел перед ней, то внутренне содрогался при мысли, что это не сон.

— Выпьем, — сказала Ксения Петровна, уловив его лихорадочный взгляд на себе.

— Выпьем! — с отчаянной решимостью согласился он и опрокинул рюмку в широко раскрытый рот.

Виталий Сергеевич тоже не спрашивал Ксению Петровну, сколько ей лет. Без того понимал, что предмет запоздалой любви почти вдвое моложе. В его годы серьезно раздумывают о пенсии. Жена увяла гораздо раньше. Давно ее поцелуй стал безвкусным, холодным. В отношениях надломилось, исчезло супружеское. Заела текучка жизни. Остались хлопоты по работе, рассудочные разговоры. Да и говорить они стали газетным, сухим языком. И только высокое положение в обществе заставляло обоих глушить в себе недовольство друг другом.

В последние годы Виталий Сергеевич, казалось, смирился с судьбой, с наступившими переменами. Свыкся с мыслью: былого уже не вернуть. Кроме того, его всегда окружали люди, которые видели в нем прежде всего лицо должностное. Среди них он постепенно отвык шутить, каламбурить, смеяться. Перестал говорить о цветах, о духах, о футболе… Словом, о том, что не касалось работы. Предупредительность окружающих не позволяла ни на минуту забывать, кто он есть. И в сердце закралось гадкое: «тот уровень», «не тот уровень». Оценка людей «по уровню» оградила дурацкой завесой от всех, отучила здороваться первым, занимать в партере пятый, десятый ряд, ходить пешком по улицам, бывать в магазинах, на рынке, улыбаться солнцу и детям…

Он стал лицом должностным, противным себе, а выхода найти не мог.

И вот он встретил женщину, вдохнувшую в его сердце силу и молодость. Снова он пережил то, что было давно забыто, казалось канувшим в вечность. Снова открыл себя, как земной человек и мужчина, стал по-новому счастлив, не иссяк, не угас, не превратился в труху.

Теперь он сидит у Ксении Петровны обласканный, обогретый. Сам для себя — он честный, порядочный человек, подчинившийся велению сердца. Для других — бессовестный вор, обокравший иначе мыслящих и преданную жену.

Ему ни о чем не хотелось думать, но он был не настолько слеп, чтоб не знать, что запретное счастье тоже не вечно. Пройдет пять, десять лет, и уже никто, даже Ксения Петровна, не предотвратит неминуемое. Ксении будет тогда тридцать пять, сорок — женщина в полном соку…

Ну, а он?

Виталий Сергеевич налил и выпил, не ожидая, когда выпьет хозяйка.

Кому он нужен, когда годы подкосят его?

Никому!

Так неужели же человек, уходящий из этого мира, не имеет права взять от жизни последнее, самое сокровенное, что выпало за многие нелегкие годы на его долю?!

Имеет!

Нет, не имеет!! — твердил другой внутренний голос.

Имеет!!! — возразил себе с новой силой Виталий Сергеевич.

Теперь он хмелел и хмелел тяжело, хотя этого не хотел. Ему было жаль себя и обидно за прошлую личную жизнь. Вот уже вновь его гложет червяк сомнения, не дает забыться, сделать тот шаг, который поставил бы личное с головы на ноги или даже с ног на голову…

Ксения Петровна смотрела внимательно на него. На сей раз водка ему не шла. Она меняла в лице, оттеняла морщины, удлиняла вислые складки у рта. Порядком подвыпив, он сразу постарел, утратил непринужденность, веселость, и только смотрел, смотрел на нее с какой-то мучительной болью, с болезненным блеском в глазах.

И Ксения Петровна подумала, что этому человеку простого участия, дружбы всегда будет мало. Ему нужно все или же ничего.