Море в ладонях - [29]

— Маринка!.. Сестренка!.. — неслось от буксира.

Женщины обменялись лишь несколькими, должно быть ничего не значащими для них фразами. Оказалось, они ездили одна к другой, а встретиться довелось в море.

Буксир уже едва виднелся, а Марина все еще прикладывала батистовый платочек к глазам. Игорь начал сердиться:

— Ну что ты, что? Побываешь еще… У нас не было времени остаться.

Дробову стало неудобно, и он отвернулся, разглядывая гольцы. Там, за ними, в синеве неба кучилось серое облако. И справа, и слева от него, словно разрывы зенитных снарядов, возникали белые клубы. Они быстро разрастались, сливались, и уже невооруженным глазом можно было разглядеть, как облако становится черным, кипит изнутри.

У Дробова на мгновение остановилось дыхание. Он с тревогою посмотрел на капитанскую рубку. За стеклом тоже заметили творившееся на горизонте. Теплоход увеличил скорость, задрожал всем корпусом.

Под свежим порывом ветра Байнур поежился мелкой рябью и потемнел. Рыжий парень, обхватив за плечи Марину, поспешно спустился с нею в салон. И ветер ударил, обрушился, навалился. Байнур зашевелился, словно раскрыв гигантскую пасть, ощерился гребнями волн. За тучей сорванных с воды капель не стало видно солнца и берегов.

Оставаться на палубе стало невыносимо. Схватка ветра с Байнуром лишь началась, а палуба сразу же стала мокрой, противной, как кожа лягушки. Ничего не стоило оказаться за бортом. Теплоход развернулся, подставляя тяжелым ударам корму. Это был единственный выход — бороться со штормом. Верховик и горная, тальянский и хребтовый — каждый из этих ветров опасен и страшен. Страшней же всего байнурцы считали шаманский, который с силою урагана обрушился на теплоход.

Некоторое время рыжий Игорь сидел напротив Марины, крепко вцепившись руками в поручни кресла. Чем сильней становилась качка, тем сильнее желтело его лицо. Еще полчаса, и глаза парня утратили блеск, ввалились. Он стал желтее пергамента. Байнурскую качку выдерживает не каждый бывалый рыбак. Парень вскочил и, прикрывая ладонью рот, рискуя растянуться в проходе или свернуть себе шею, бросился в соседний салон. Дробов видел, что и Марина чувствует себя скверно, но на ее лице страх и муки проступали красными пятнами, глаза же светились болезненным, почти лихорадочным блеском.

Дробов, не раз попадавший в шторм, и то испытывал слабость во всем теле и легкое головокружение. Что можно было потребовать от рыжего парня и Марины? Прошел час или два, и девушка с парнем выбились окончательно из сил. Оба устроились между сидений, прямо на полу. У Марины совсем посинели губы, ужас в глазах. Парень, скованный судорогой, представлял какой-то клубок мучений, страданий, страха.

А теплоход швыряло, как пустую железную флягу. Команде едва удавалось держать его в заданном направлении. Еще мгновение — и ляжет на борт, уйдет под воду. Рев урагана над палубой, удары в борта заглушали не только скрежет и лязг металла, но и работу машин. Стоило закрыть глаза, как казалось, Байнур раскололся, теплоход, кувыркаясь и грохоча, уносится в бездну.

Парень вновь скрылся в салоне. В третий раз он вернулся на четвереньках, таща за собой спасательный пробковый пояс. Дробов, хватаясь за спинки сидений, направился к парню. Хотелось помочь, поддержать хоть словом. Но парень грудью упал на пояс, закричал что-то невнятное и угрожающее. Было ясно без слов: рыжий утратил власть над собой, отчаялся. В эти минуты он походил на затравленного зверя. Марина с минуту тупо смотрела на парня, затем закрыла лицо руками и разрыдалась. Дробову стало противно смотреть на рыжего. «Сопляк!» — почти вслух сказал он… Байнур — не Черное море, здесь и со спасательным кругом немного протянешь. Судороги скуют, сердце откажет.

А ураган ревел и ревел. Он, словно силился сдвинуть Байнур, подхватить старика, приподнять выше туч и оттуда, с головокружительной высоты, швырнуть свою жертву на зубчатые скалы прибрежных хребтов.

Только в полночь стало стихать. Марина быстрее оправилась от испуга и качки, чем ее рыжий партнер. В порт назначения пришли утром. Перед трапом Марина посторонилась и пропустила Игоря. Она теперь держалась ближе к Дробову. Парень, плотно сжав губы, едва передвигал ноги. Плащ, свесившись с руки, тащился за ним по трапу. Ощутив под ногами причал, девушка повернулась к Андрею, спросила, как лучше уехать в районный центр. Из Бадана в Бирюсинск она решила добраться поездом. Рыжий направился в сквер, к скамейке около акаций.

Дробову тоже нужно было в Бадан, и он предложил Марине ехать маршрутным автобусом. Они направились к остановке, в противоположную сторону от сквера.

— Ба! Дробов! Здорово! — услышал Андрей за спиной.

По этому «ба», по голосу, он узнал механика с теплохода «Орленок».

— Ты откуда свалился? — спросил механик.

Андрей кивнул на посудину, с которой только что сошел.

— Так, значит, и вас прихватила шаманка?

Марина была уже метрах в пяти…

— Ты про буксир-то с сигарами слыхал? — продолжал подвыпивший механик. — Пять тысяч кубов строевого леса и каботажа полста…

Дробов поспешно шагнул навстречу. Механик глухо проговорил:

— Вот она жизнь. Растрепало штормом сигары, а каботаж обрубить не сумели, сил не хватило. Железо и потянуло буксир ко дну… В радиорубку зайди, расскажут… А может, помянем ребят, а?