Море в ладонях - [28]

Час, полчаса рыбалки — и Дробов вновь обретал покой. Гудели ноги после длительного перехода, был он чертовски голоден, но усталость душевная оставляла.

И еще приходил он к Байнуру. Был ли то шторм или незыблемая тишина, Байнур захватывал Дробова целиком, питал стариковской мудростью, растворял в своих думах печали, гневался искренне, по-мужски…

Держась за поручни теплохода, Дробов всматривался в знакомые очертания далеких берегов. Гольцы прибрежных хребтов, словно огромные остроконечные шатры, белели на горизонте цветом слоновой кости. Гольцы потому и гольцы, что нет на них даже мха. То что пытается к ним подняться, вступает в борьбу с диким камнем и ветром. Чем выше взберутся березы и сосны по кручам, тем ниже и некрасивей они своих сверстниц, избравших низины, подножье хребта. И все же трудно сказать, чья жизнь красивее. Береза-карлушка уйдет на изделия резчику, ее высокорослая сестра красавица скорее всего в поленницу дров…

Почти рядом Андрей услышал девичий смех, напомнивший вдруг журчание родника в таежных каменных россыпях. Второй голос — мужской — басовито сливался с приглушенным гулом мотора.

Андрей повернулся. На девушке было белое платье и белые туфли. Вспененные белой волной мягкие волосы сбегали на плечи и грудь. В синих глазах незнакомки — синий Байнур. Дробов вспомнил легенду о грозном седом Байнуре, о его непокорной дочери Бирюсе, сбежавшей к любимому, и невольно подумал, что о такой вот девушке в белом и писал Ершов свой сказочный образ красавицы Бирюсы.

Парень был крепок в плечах и рыж. Над тонкой верхней губой — щетка маленьких усиков щеголя, на подвижных скулах — косые баки. Лицо круглое, нос острый с горбинкой.

Собственно, Дробову было все равно, о чем говорила эта пара. Но парень умел рассмешить, вызвать прилив почти детской радости на лице собеседницы, предвосхитить ее. Это невольно заставило прислушаться и Андрея. Рыжий рассказывал старый, потрепанный анекдот, но рассказывал мастерски. Сам он не смеялся, только слегка снисходительно улыбался спутнице.

Андрей уже хотел спуститься в салон за сигаретами, когда парень окликнул его.

— Простите, товарищ, спичек у вас не найдется?

Рыжий держал в руке зажигалку — маленький пистолет — и, прежде чем подойти, дважды щелкнул импровизированным оружием.

— Бензин вышел, — пояснил он.

Девушка тоже приблизилась. В глазах ее был восторг, были небо и море. Дробов понял: под властью охвативших ее впечатлений девушка ищет и в нем необычное.

Ну что же, пусть ищет. Нашел же и он необычное в ней, сравнив с Бирюсой.

Прикурив, парень возвратил спички.

— Вы местный? — спросил он. — Рыбак? Я так и подумал!

Дробов был в своем повседневном костюме: в гимнастерке, бриджах и сапогах. Но это еще ни о чем не говорило. Парень явно лукавил, а может, и рисовался… Впрочем, кто не лукавил, когда рядом любимая, милая девушка?!

— Ну, а я из краевой газеты, корреспондент. Мои статьи и снимки вы могли не раз встретить и в центральной печати. Сейчас отпускник, виды Байнура снимаю. Фотоальбом для туристов буду готовить в печать.

— Получается? — спросил Дробов.

— У меня получается. Вообще здесь летом неплохо…

— Здесь и зимой хорошо.

Парень хитро улыбнулся.

— А вы на Рижском взморье когда-нибудь были?

— Нет.

— А в бухте Золотой Рог? Океан видели?

— Не довелось.

— Жаль, — сказал сокрушенно парень. — Жаль.

Девушка беспокойно заглядывала парню в лицо. «Зачем же так?» — говорили ее глаза. И рыжий спохватился:

— Я ничего не сказал о своем друге детства. Зовут Мариной. Переводчик. Как-нибудь три языка знает. Во всяком случае, я завидую ей.

— Что ж, очень приятно. Есть чему позавидовать. Мое имя Андрей!

— Игорь…

Все трое повернулись туда, откуда приближался буксир, тащивший за собой длинную вереницу сигарообразных плотов. Тупоносый буксир-работяга был похож на работягу трактор. Скорость невелика, но упрям и силен.

Дробов вспомнил: чтобы обеспечить бесперебойную подачу древесины Еловскому заводу, потребуется втрое увеличить байнурский флот. Шутка сказать: два миллиона кубов за весьма ограниченный срок навигации. Лишь в июне Байнур полностью очищается от льда. Частые штормы, густые туманы, строительство огромного порта — все это надо учесть. Экономисты поставили под сомнение выгодность доставки древесины водным путем. Дошло до Москвы, до Крупенина, и тот на коллегии Госкомитета хватил сплеча:

— Припрет нужда — доставлять вертолетом будем! Рано сейчас об этом говорить!

Никто всерьез не принял его заявления. Но факт остался фактом. Узнав об этом, Дробов с болью и гневом говорил Ершову:

— Что Крупенин дурак — не скажешь. Его бы вытурили давно. Но откуда такая чванливость, пренебрежение ко всему?!

Дробов видел, как губы Ершова дрогнули в скорбной усмешке:

— Но если шеф Крупенина стучит кулаком по трибуне и каждому присваивает кличку, то почему Крупенину не рвать и не метать на людей, зависящих от него? Культуры, брат, маловато…

Поравнявшись, буксир-работяга и теплоход, в полный голос своих сирен, прокричали друг другу приветствие. Рядом с человеком в форменном кителе на борту буксира стояла женщина в розовом платье.

— Маша, Машенька, — зашептала, волнуясь, Марина и тут же высоким, едва не сорвавшимся голосом закричала: — Маша! Милая!