Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте - [7]

— Это не опасно, мудрая ты наша девочка. Санки повезу я, твой дедушка, а мне можно доверять!

Айви не спешит соглашаться, ждёт, что ещё скажет ей Алекс.

— Мужчинам в своей семье можно и нужно доверять, понимаешь? На них лежит ответственность за тебя, и они об этом знают!

— Все?

Вот это вопрос!

— Да, все до единого! — уверенно отвечает глава нашей необъятной семьи.

— Ладно, — соглашается Айви, спокойно направляется к санкам и так же, без лишней суеты на них усаживается.

— Айви! Я первый! Я же буду управлять! — возмущается Амаэль.

— Нет, я первая. Мне нужно следить за дорогой.

— Па-а-ап! — Амаэль скачет, как заводной, рядом с Алексом, оттягивая его свитер вниз, — я самый старший, я должен управлять!

— Ну, положим, кто тащит санки, тот и управляет. Так что, выбирай, либо едешь сзади, так как первое место уже занято, либо тащишь.

Амаэль, совершенно расстроенный, размышляет некоторое время, затем делает свой выбор:

— Я буду тащить.

Алекс смеётся и треплет его по голове:

— Молодец! Правильно, сын, всегда держи всё под своим личным контролем! Но сегодня можешь доверить его мне, и я прокачу вас с ветерком. Садись последним, будешь придерживать Никиту, чтобы не упал, идёт?

— Идёт, — вздыхает мой сын, не слишком довольный тем, как повернулись обстоятельства, но ответственность за самого младшего принимает на себя.

— Очки возьми! — кричу мужу, поправляющему ноги детей, проверяя всё ли безопасно.

— Да ну их, нервотрёпка одна. Тут, на этом поле, кроме снега всё равно ничего нет. Ну что, дети, готовы? — спрашивает у своих пассажиров.

— ДА!!! — хором.

— Ну, тогда держитесь друг за дружку покрепче! — и с этими словами он разгоняется, волоча по снегу пластиковую гондолу с пищащим и вопящим потомством.

Мы с Соней остаёмся наедине, что в последнее время не такое и частое явление.

— Всё-таки как же тебе повезло с мужем, мам! — сообщает мне дочь, улыбаясь и глядя горящими глазами на своего отчима.

— Тебе ничуть не меньше повезло со своим! — обнимаю её за плечи.

— Да, конечно… Но Алекс особенный, таких, как он, больше нет.

— Таких, как Эштон, тоже нет, — спорю.

Соня усмехается:

— Тебя не переспорить, мам! Он вообще когда-нибудь собирается стареть? Пятьдесят семь, а выглядит всё так же — ходячий секс!

— Соня! — возмущённо восклицаю.

— Что, Соня? Я уже давно взрослая женщина, мам! Давай не будем притворяться, что секса нет, а я на свет появилась из цветочка, как Дюймовочка. Ты ведь это мне в детстве говорила? — смеётся.

А я краснею:

— Как умела, так и говорила.

— Ну-ну. А Алекс выдавал правду и звучал убедительнее.

— Давай сменим тему? — предлагаю.

— Давай. Ты так и не позволила отцу сделать операцию на глаза?

— Пока не могу решиться.

— Мам, медицинские технологии не стоят на месте. Сейчас эта процедура ещё безопаснее, чем раньше, а ты дуешь на воду. Сколько ещё ему мучиться с очками?

— А если после операции совсем ослепнет? Так, в очках, он хоть видит, пусть и нечётко. А вам, врачам, я не доверяю. Пока ухудшений нет, пусть так ходит, он уже привык, да и я тоже. А дальше посмотрим, — отрезаю.

— Ну и упёртая же ты, мам!

— Скажи лучше, как там твой родной отец поживает?

— Нормально поживает.

— Он всё ещё с той женщиной-казашкой?

— С Ириной, мам. Могла бы и запомнить её имя!

— Зачем оно мне, дочь?

— Мама, ты самая умная женщина их всех, какие мне встречались. Но у вас с отцом двое общих детей, вы прожили больше десяти лет вместе, как после этого можно вот так стать совершенно чужими и интересоваться друг другом раз в год и между прочим? Хотя нет, вру, раз в год спрашиваешь о когда-то близком человеке только ты, а отец всегда о тебе всё знает.

Из меня вырывается долгий и протяжный вздох:

— Соня, мы иногда говорим с ним по телефону, но о его личной жизни никогда. Поэтому я и спрашиваю у тебя.

— Почему бы вам не встретиться как-нибудь в кафе? Просто потому, что вы не чужие друг другу люди?

— Потому что твой любимый отчим сходит с ума только от мысли об этом.

Соня смотрит удивлённо и осуждающе:

— Чёрт! Сколько вам лет? И всё ещё РЕВНОСТЬ?

— Я-то тут причём? — пожимаю плечами. — Я всего лишь выбираю из двух зол меньшее: не хочу провоцировать человека, с которым живу. Алекс после каждой такой встречи будет рефлексировать месяц. Если не два, — укутываюсь в куртку потеплее, потому что начинаю подмерзать.

— Ну вы даёте… — не находит больше слов моя дочь.

Спустя час я окончательно замерзаю и Алекс, заметив это, командует:

— Все идём домой греться и пить чай!

Дети тут же взрываются недовольством, на что мой муж, подняв, как римский сенатор, руку, отвечает:

— Вернёмся после обеда, но только в том случае, если каждый из вас расскажет мне интересную историю и…

— И? — вторят дети.

— И хорошенько заправится топливом!

— Каким ещё топливом? — кривится Айви.

— Супом! — отвечает ей Амаэль. — Садись на санки, я буду тащить их до дома!

Глава шестая. И взрослые дети тоже иногда задают вопросы о сексе

Мы наслаждаемся теплом и уютом в столовой на диванах у панорамной стены, которые наши дети когда-то прозвали «кофейными диванами Алекса и Леры». Соня с Алексом согреваются зелёным чаем с жасмином, каким-то редким дорогущим сортом, привезённым Алексом из элитного магазина в Китае, а я — старым добрым крепким кофе, самым вкусным в мире — «Seattle best».