Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте - [5]

— Ну давай, — выдыхает мой муж, — выкладывай, что стряслось?

— Ничего, ровным счётом ничего, — вытираю глаза и нацепляю улыбку. — Просто что-то накатило… вот на ровном месте! У тебя что, не бывает? Бывает, ещё и как!

Алекс тянется к нише у нас над головой, нашаривает свои очки, напяливает их и внимательно на меня смотрит. Затем снимает их и кладёт на место, притягивает моё лицо максимально близко к своему, зажав его между тёплых ладоней, и долго, прищурившись, всматривается:

— У тебя неделю назад была овуляция, — сообщает. — Скоро менструация.

Я уже давно привыкла к тому факту, что моя физиология находится под его бдительным контролем.

— Скорее всего, это просто твои гормоны балуются, но скажи-ка мне, как давно ты была у своего гинеколога?

— Недавно.

— Как давно было это «недавно»?

— Я не помню.

— Полгода прошло?

— Эм… наверное…

— Значит, пора снова.

— В моём возрасте, Алекс, достаточно делать это раз в год.

— Да, ты всегда это говоришь, но я не поленюсь и в сотый раз повторю: ничего плохого в том, что ты посетишь врача и пройдёшь контрольную проверку, нет. Просто сделай моему сну такое одолжение, позволь ему быть спокойным!

— Давишь на жалость?

— Когда дело касается твоего здоровья, я не перебираю средствами! — улыбается до ушей. — Просто сходи и проверься. Я тебя запишу.

Он убирает руки и снова тянется за очками и телефоном. Иногда то, как муж суёт свой нос в мои интимные дела, просто невыносимо, особенно когда он вот так, не считаясь с моим мнением, записывает меня к врачу, которого выбрал сам, и с которым впоследствии наверняка обсуждает мои диагнозы, как то, например, сколько яйцеклеток у меня осталось, и как скоро наступит менопауза. Но я уже привыкла. У всех людей есть недостатки, и у моего мужа, положа руку на сердце, их не так и много. Ничего не поделаешь, придётся тащиться снова к гинекологу, хотя я ненавижу эту процедуру — до сих пор не смогла до конца перебороть стыд, когда собственный муж туда смотрит, а если это чужой человек, да ещё и мужчина, посещение врача превращается в пытку.

Пока Алекс решает вопросы моего здоровья, я удаляюсь в душ, и едва только начинаю одеваться в гардеробной, размышляя, что бы надеть, как муж уже тут как тут: помогает застегнуть замок на бюстгальтере:

— Я записал тебя на четверг, — ставит в известность.

— Так скоро?

— Не капризничай, не так и скоро, ещё целых пять дней впереди. И одевайся теплее, Амаэль в поросячьем восторге — снега навалило, пойдём кататься на горку. Ты с нами! — в его голосе я улавливаю детский азарт и радуюсь тому, что вопрос моего здоровья снят с повестки дня.

Но Алекс неожиданно резко разворачивает меня лицом к себе и долго целует в лоб:

— Отбрось все глупые мысли и живи сегодня, живи сейчас.

— Я и живу…

— Прости меня за эти дни, я виноват, — целует в губы коротко, но нежно. — Действительно виноват.

— Да нет же, дело не в этом…

— А в чём тогда?

— Да ни в чём!

— Если сегодня утром причиной твоих слёз были воспоминания, то нет ничего глупее отравлять ими наше настоящее! Что было, то прошло, и больше никогда не повторится.

— Алекс, я думала об Амаэле: он так сильно похож на тебя!

— Это плохо?

Я охаю, не зная, что ответить.

— Эштон тоже на меня похож, и посмотри, всё же хорошо!

— Эштону досталась только часть твоей внешности, а вот Амаэлю…

— Лерусь, ему только шесть лет, а ты, как я понимаю, уже переживаешь о его будущих романтических связях? Спешу успокоить: у него всё будет в порядке! Я точно знаю, можешь мне довериться.

— Никто не знает таких вещей наверняка. И не говори мне про свои сны, тебе тоже всю жизнь снилось, как мы живём вместе и без конца рожаем детей, а на деле что?

— А что на деле? Разве ты не продолжаешь рожать от меня детей? — подмигивает, а я вздыхаю. — Одевайся поскорее, тебя сын ждёт и завтрак — мы с ним вместе сегодня готовили.

Глава четвёртая. О юности в сердце

Niall Horan — This Town

Неподалеку от нас есть бейсбольное поле, и с одной его стороны имеется небольшая, но всё-таки горка. До Канады с её горнолыжными курортами далековато, а вот так, рядом с домом, иногда можно получить даже больше удовольствия.

Сердце замирает, глядя на эту картину: белоснежная гладь и двое родных мужчин. Алекс хохочет, резвится, валяется в снегу и тащится от происходящего даже больше, чем Амаэль. Мой муж впал в детство, не иначе: это, очевидно, возрастное.

— Ты как мальчишка! — кричу ему, смеясь.

Алекс бросает короткий строгий взгляд, встаёт, отряхивается от снега и направляется ко мне.

— Пап, ты куда?! — возмущается Амаэль.

— Погоди минутку, мне нужно мамочке кое-что сказать.

Подходит, снимая свои мокрые, все в каплях растаявших снежинок очки, и вручает их мне:

— Когда стареешь внешне, делать это внутри себя совсем не обязательно, — сообщает нравоучительным тоном.

Затем склоняется к моему уху и, щекоча его своим тёплым дыханием, добавляет:

— Сейчас открою тебе свой самый секретный секрет: внутри можно оставаться молодым сколько угодно долго, хоть до самого конца! Никто не увидит и не узнает, кроме тебя!

— Не скажи! Очень даже заметно! — спорю, хихикая.

Мой муж потихоньку отстраняется, его ведь терпеливо ждёт Амаэль, но мы, взрослые, оба знаем, как дорого даётся ребёнку это терпение. Алекс словно невзначай задевает губами мою щёку — маленькая шалость, а моё настроение мгновенно меняется: руки самопроизвольно вытягиваются, чтобы схватить его за полы куртки, которую он вечно не застёгивает, и притянуть к себе. Он этого ждал, именно этого и хотел, мне ли не знать за столько прожитых бок о бок лет.