Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте - [8]

— Боже, как же хорошо дома! — выплёскивает Софья свою радость, расслабленно раскинув руки на спинке дивана.

— Да! — воодушевлённо с ней соглашаюсь, и вдруг замечаю, как любовно и неосознанно моя ладонь поглаживает столешницу дубового столика, за которым я и мой муж провели столько фантастических часов, так искренне и полно любя друг друга, что голова кружилась у обоих, и продолжает это делать до сих пор.

Странно и до сих пор не верится, что этот дом стал для меня и моих детей родным, это место — самым тёплым и самым желанным, а мужчина, его создавший — единственным.

Я поднимаю на него глаза и, конечно же, сталкиваюсь со взглядом, обращённым на меня — он острый, цепкий, и в нём — УДОВЛЕТВОРЕНИЕ. Он не просто улыбается, он торжествует, стопроцентно довольный собой. И чем дольше Алекс на меня смотрит, тем шире его улыбка, тем ярче блеск в глазах. Неожиданно мой повзрослевший, но почему-то ещё более сексуальный муж, вскакивает и, совершая странноватые махи своими руками и ногами, словно разминается перед игрой в бейсбол, выдаёт:

— Я хочу его перестроить!

— Оооо, неееет! — стонем мы с Соней хором.

— Почему, нет?! — сияет ярче солнечного света мой супруг. — Ему давно уже пора в отставку! Я научился стольким новым вещам с тех пор как построил его! Сейчас можно создавать просто фантастическую игру света в помещениях, комбинировать естественный солнечный источник и искусственные! Стеклянный потолок в спальне хочешь, Лерусь? Ты только представь себе, как это будет! Звёзды над нами, капли дождя, утренний солнечный свет, вечерний, это будет просто потрясающе!

— Папа! Не трогай этот дом! НЕ ТРОГАЙ! Он лучший, клянусь, он лучший из всего, что строил ты или кто-либо другой!

Алекс оторопело смотрит на свою любимую дочь:

— Хочешь сказать, дом, который я спроектировал для тебя, хуже этого?

— КОНЕЧНО!

Он кривится, и мне кажется, сейчас заплачет.

— Конечно хуже, папа! Этот дом неповторимый потому, что ты строил его для женщины, которую хотел впечатлить. Ни одна технология не сравнится с самым главным ингредиентом в любом творческом проекте — вдохновением. И твоё тогда было уникальным — невероятно сильная любовь к женщине, которая не принадлежала тебе, и этот дом должен был убедить её в том, что ты — лучший!

Я откусываю кусочек от печенья, испечённого моим мужем, увлёкшимся в последнее время кулинарией, и его хруст оказывается неожиданно громким во внезапной тишине дома. Замираю, но это не помогает: и дочь и муж, оба смотрят на меня, ожидая, очевидно, проявления любой моей реакции на обсуждаемую тему. Приходится экстренно сделать глоток обжигающе горячего кофе и проглотить печенье, совершенно не ощущая его вкуса:

— Соня, права, — выдаю. — Вряд ли у тебя получится сделать дом лучше, а место, которое стало родным, разрушишь.

— Сердце разрывается от мысли, что не будет этой столовой, кухни, гостиной, где мы столько праздников провели вместе! Что комнаты моей больше не будет, комнаты Алёши, Лурдес и Аннабель! — у Сони даже слёзы наворачиваются на глаза.

Алекс разочарованно плюхается рядом со мной, заставив меня подпрыгнуть на месте, а я спешу успокоить растрогавшуюся дочь:

— Соняшик, доченька, передай своему мужу, что отца нужно срочно чем-то занять! Пусть придумает для него парочку рабочих заданий!

Смотрю своему нахмуренному супругу в глаза и добавляю:

— А то он от безделья уже совсем с ума сошёл и плещется бредовыми идеями.

— Умеете вы зарубить инициативу на корню! — бурчит мой муж, но я знаю и чувствую, как глубоко и искренне он доволен тем, что мы так рьяно отстаиваем дом, в котором он был и есть лучшим мужем и отцом.

Этот дом не просто дом, он — нечто талисмана в его жизни. Когда-то ему была частично принесена в жертву даже я, и хотя Алекс много раз признавался, что очень о том жалеет, я хорошо его понимаю: этот дом строился в большой любви, и уже очень хотелось его создателю, чтобы его семья жила именно в нём, а не в каком-нибудь другом.

И, честно говоря, я сильно сомневаюсь в том, что, объявив нам о своих планах, мой муж был серьёзен. Хотя… от безделья он уже настолько не знает, куда себя деть, что начал изучать хинди и маратхи.

— Я могу найти тебе применение, отец, — энергичный голос Лурдес неожиданно врывается в наш душещипательный спор.

Наша вторая дочь усаживается рядом с Соней, клюнув предварительно меня и отца в щёку — терпеть не может нежности.

— Лу, о чём ты, дочь? — Алекс привлекает её внимание к себе, потому что, трогая Сонин живот и расспрашивая сестру о самочувствии, Лурдес, кажется, забыла, с чего начала.

— Помнишь, Еву?

— Конечно, — тут же отзывается мой супруг.

Да, я тоже помню девочку с большими выразительными глазами шоколадного цвета и татуировкой макового цветка на запястье. Девочку, отчаянно влюблённую в своего брата и затем сошедшую с ума. Мы упустили её из виду, и когда Лурдес рассказала нам о том, чем в итоге окончилась история её трагической любви, Алекс серьёзно убивался по этому поводу. Хотя и признавал, что вряд ли мог бы ей помочь, потому что сделать это под силу только одному человеку — её брату.

Страшная, душераздирающая история, и вот теперь, кажется, она получила продолжение.