Момент Макиавелли - [284]

Шрифт
Интервал

Метод Покока радикально иной. Он занимается историей политических языков или политического дискурса. Под политическим языком Покок понимает совокупность понятий, аргументов, риторических приемов, свойственных определенной традиции говорения о принципах управления человеческими сообществами. Политический язык аффилирован с «профессиональными» или «дисциплинарными» диалектами — языком права, экономики, религии, истории, философии, медицины, естественных наук и т. д., откуда он черпает материал и схемы, наделяющие политическую речь легитимностью и убедительностью[1421].

Основным объектом изучения Пококу служат тексты (не идеи и не понятия), интерпретированные как высказывания, сделанные с определенной целью в конкретной политической ситуации. Внутри текста могут сопрягаться несколько языков, причем выбор новой идиомы понимается Пококом как авторская стратегия, ставящая целью изменить политический порядок или, вернее, способ рассуждения о нем. Историк показывает, как ведущие мыслители прошлого боролись и работали с ограничениями и дилеммами, задаваемыми господствующими парадигмами или политическими языками. Повышенное внимание к текстам и конкретным высказываниям не отменяет возможности создания «большой», «долгой» истории политической речи, однако заставляет нас иначе взглянуть на принципы ее составления (для каждой конкретной точки исторического континуума). Политические языки долговечны и могут преодолевать огромные пространства — именно это и произошло, по мнению Покока, с республиканской идиомой.

Методология Покока: время или момент Макиавелли

Второй подход, представленный в книге, носит более философский или даже спекулятивный характер и указывает на фундаментальную связь исторического воображения, осмысления исторических изменений, политической субъектности и политической философии в Новое время. Покок рассматривает работу интеллектуального историка этого периода как изучение парадигм, с помощью которых политические деятели стали осмыслять и обосновывать общественно значимые действия людей в потоке изменений — в рамках Истории с большой буквы. Вторая методологическая рамка стала результатом повышенной чувствительности Покока к проблемам философии истории как особого предмета исследования политической мысли Нового времени.

Внимание Покока к историческому сознанию и философии истории, которое некоторые комментаторы принимают за его собственный историзм[1422], помогает увидеть, как в конкретных текстах политической теории разрешались противоречия между а) христианской хилиастической нацеленностью на выход за пределы истории благодаря провиденциальному действию благодати, б) античными понятиями о циклическом времени и Фортуне и в) средневековым представлением о главенствующем значении обычаев (custom, tradition, usage). Главным открытием Макиавелли Покок называет тезис о человеческой способности творить историю или быть ее субъектом (agency), стремящимся восстановить порядок из иррационального хаоса общественной жизни, лишенной добродетели и благодати[1423].

В начале XVI века Макиавелли и другие флорентийские теоретики сделали сильный интеллектуальный ход, благодаря которому тексты и язык Аристотеля и Цицерона снова приобрели злободневность. Инновация Макиавелли предопределила переход от средневековой картины мира к нововременной. Теологи и философы Средних веков рефлексировали над проблемой вечности и неизменной божественной сущности. В рамках этой парадигмы статус единичного события был чрезвычайно низок, а истинный «Град Божий» обретался верующими лишь после конца света. Макиавелли предложил новое понимание секулярной истории как значимого и самоценного потока изменений в земных политиях. Отныне люди становятся действующими лицами светской истории, а устремление к республике (как, заметим, и склонность к коммерческой деятельности) занимает место средневекового христианского идеала. В случае Савонаролы и американских пуритан республиканские идеалы неотличимы от религиозных.

Преодолевая ограничения средневекового мировоззрения, флорентийцы находят у Аристотеля тезис о противостоянии добродетели и коррупции и в своих сочинениях усиливают его. Кроме того, они добавляют принципиально новое измерение — непредсказуемо развивающееся историческое время, в котором формируется хрупкая и уязвимая республика. Гражданская добродетель не статична (в противовес античному идеалу), а vita activa, участие в общем деле, вписывается в ход открытой инновациям истории. «Момент Макиавелли» (выражение, подсказанное автору монографии его другом Скиннером), по Пококу, и есть то самое время, когда граждане осознают неустойчивость политического сообщества, которое тем не менее они готовы мужественно защищать, создавать или реформировать.

Согласно Пококу, образованный греческий и римский гражданин считал, что человеческая общественная природа реализует себя в управлении полисом (городом, политией, республикой или даже империей). Упражнения в добродетели и смешанный политический режим способны остановить движение времени, понятого как постепенные порча и разложение. Идеальная форма республики — итог усилий благоразумных, рассудительных и потому добродетельных граждан — структурирует и удерживает хаос телесной материи, доминанты индивидуальных желаний, аппетитов и импульсов. Так, только добродетельные люди могли долго сосуществовать в обществе и приближаться к первоистоку, природе


Рекомендуем почитать
Античный космос и современная наука

А. Ф. Лосев "Античный космос и современная наука"Исходник электронной версии:А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.1] Бытие - Имя - Космос. Издательство «Мысль». Москва 1993 (сохранено только предисловие, работа "Античный космос и современная наука", примечания и комментарии, связанные с предисловием и означенной работой). [Изображение, использованное в обложке и как иллюстрация в начале текста "Античного космоса..." не имеет отношения к изданию 1993 г. Как очевидно из самого изображения это фотография первого издания книги с дарственной надписью Лосева Шпету].


Учение о сущности

К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу)


Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 1

В настоящее время Мишель Фуко является одним из наиболее цитируемых авторов в области современной философии и теории культуры. В 90-е годы в России были опубликованы практически все основные произведения этого автора. Однако отечественному читателю остается практически неизвестной деятельность Фуко-политика, нашедшая свое отражение в многочисленных статьях и интервью.Среди тем, затронутых Фуко: проблема связи между знанием и властью, изменение механизмов функционирования власти в современных обществах, роль и статус интеллектуала, судьба основных политических идеологий XX столетия.


Мы призваны в общение

Мы призваны в общение. "Живой родник", 2004. – № 3, с. 21–23.


Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь Парацельса и сущность его учения

Автор книги — немецкий врач — обращается к личности Парацельса, врача, философа, алхимика, мистика. В эпоху Реформации, когда религия, литература, наука оказались скованными цепями догматизма, ханжества и лицемерия, Парацельс совершил революцию в духовной жизни западной цивилизации.Он не просто будоражил общество, выводил его из средневековой спячки своими речами, своим учением, всем своим образом жизни. Весьма велико и его литературное наследие. Философия, медицина, пневматология (учение о духах), космология, антропология, алхимия, астрология, магия — вот далеко не полный перечень тем его трудов.Автор много цитирует самого Парацельса, и оттого голос этого удивительного человека как бы звучит со страниц книги, придает ей жизненность и подлинность.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.


Империя пера Екатерины II: литература как политика

Книга посвящена литературным и, как правило, остро полемичным опытам императрицы Екатерины II, отражавшим и воплощавшим проводимую ею политику. Царица правила с помощью не только указов, но и литературного пера, превращая литературу в политику и одновременно перенося модную европейскую парадигму «писатель на троне» на русскую почву. Желая стать легитимным членом европейской «république des letteres», Екатерина тщательно готовила интеллектуальные круги Европы к восприятию своих текстов, привлекая к их обсуждению Вольтера, Дидро, Гримма, приглашая на театральные представления своих пьес дипломатов и особо важных иностранных гостей.


Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.