Момент Макиавелли - [281]

В своей книге Покок описывает двухтысячелетнюю историю республиканского языка или республиканской парадигмы политического мышления. Перед завороженными читателями, апологетами и критиками Покока, разворачивается масштабная картина миграции республиканизма через Атлантический океан. Ключевая тема его исследовательского нарратива — фундаментальная важность и внутренние напряжения концепции zōon politicon, роли активного гражданства и его добродетелей в эволюции западноевропейской политической мысли Нового времени. «Долгая» история республиканизма берет свое начало в «Политике» Аристотеля, читавшего лекции на древнегреческом языке в Афинах IV века до н. э. Спустя несколько веков традицию развил Полибий в своих работах, написанных на койне. В речах и трактатах Цицерона, Тита Ливия, Сенеки, Саллюстия и других латинских авторов республиканизм сложился окончательно — в концептуальном и содержательном смысле. Virtus — гражданская добродетель активного участия в жизни Res Publica — сочетает воинскую добродетель и политическую деятельность. Наиболее авторитетную критику республиканской доктрины создал в сочинении «О Граде Божьем» Аврелий Августин, писавший на латыни в V веке. Он выступал за отказ от надежды на реализацию благой жизни в посюстороннем мире и от попыток предсказать Апокалипсис. История, политика и «град земной» казались Августину предметами, недостойными приложения интеллектуальных и моральных усилий христианина.

Через тысячу лет после распада Римской империи республиканская идиома возрождается в XV столетии на тосканском диалекте итальянского языка благодаря гражданам неустойчивой Флорентийской республики. В трактатах Макиавелли, Гвиччардини и Джаннотти, созданных во Флоренции XVI века, республиканский язык получает новое истолкование. Подробный и местами построчный анализ этих текстов Покок дополняет обзором речей и текстов Савонаролы и Контарини. Здесь архаическая мужская добродетель воина Virtus превращается в Virtù, репертуар которой теперь включает как традиционную готовность гражданина защищать свое отечество с оружием в руках, так и способность лидера удерживать политический порядок внутри и безопасность вовне — в контексте постоянных изменений, вызванных в том числе и действиями самого лидера, а также нравственным несовершенством граждан. У Макиавелли и гуманистов Virtù оказывается в неизбежной оппозиции к Fortuna, олицетворяющей случай и хаотический ход вещей, и Corruzione, разъедающей добродетель изнутри.

Анализируя взлет и падение родной для них Флорентийской республики, Макиавелли, Гвиччардини и Джаннотти обращаются к античному наследию и создают несколько историко-социологических моделей, объясняющих переживаемый Флоренцией кризис. Они изучают историю города, сравнивая ее с историей древнего Рима и современной им, но казавшейся вечной Венецианской республики. Согласно Пококу, каждый из них решал одну (и, кажется, неразрешимую) задачу — как спроектировать во Флоренции новую республику, способную устоять против натиска Медичи в ситуации, когда жители города утратили гражданскую добродетель и оказались в зависимости от одной семьи. Республиканская «социология свободы» в этом смысле подводила флорентийских гуманистов к мысли, что материальная и моральная основа добродетели утрачена, а без добродетели, как они хорошо знали, даже идеальные законы не обеспечат республике устойчивость. Это осознание хрупкости — один из главных мотивов книги и республиканской традиции, реконструируемой Пококом.

Различные версии неортодоксальной христианской апокалиптики, самая известная из которых воплотилась в действиях и речах Савонаролы, позволяли решить эту дилемму, привлекая на помощь божественную благодать и Провидение, компенсировавшие недостаток светской добродетели. Однако для итальянских гуманистов, менее склонных к религиозному мировоззрению, будущее республики выглядело более мрачно. Только новая техническая добродетель Макиавелли, отделившаяся от древней морали воина, позволяла республике или государю рассчитывать на (заведомо неустойчивый) успех в условиях порчи нравов и непостоянства внешних обстоятельств. В этом отношении политическую мысль и язык Макиавелли хорошо представляет образ кентавра, который сочетает в себе древние, классические республиканские ценности гражданского участия, патриотизма и войны с новыми, модерными свойствами — эффективностью, стремлением к инновации и активному, регулярному действию, которое само утверждает свою мораль в несовершенном и неустойчивом мире.

Покок рассказывает о последовательной трансформации республиканской парадигмы в Англии и Америке вплоть до основания нового демократического государства в США. Республиканский язык попадает из Италии в революционную Британию XVII века, где англоязычные авторы — Харрингтон и его последователи — предлагают его новые вариации, которые входят в контакт с другими политическими языками (эсхатологическими понятиями протестантов, характерным языком обычного права и «Древней конституции», а также политическим языком новых вигов[1417]). Для Харрингтона гражданская