Молоко с кровью - [66]
– Слышала, – ответила Маруся и от швейной машинки не оторвалась.
Библиотекарша покраснела от непонятного, но очень ощутимого оскорбления.
– Болеет… Помрет, верно! – сказала с вызовом. – Пошла бы к нему… Попрощалась…
– Нет, – ответила Маруся, глянула библиотекарше в глаза и снова взялась за шитье.
– Тьфу ты, румынка проклятая! – зашлась злобой Татьянка. – И за что такую падлу всю жизнь любить до потери памяти? Одиннадцать лет за решеткой провести из-за такой паскуды… Да я бы…
Маруся оторвалась от шитья.
– Так ты знала, где был?
– Не знала, – испугалась библиотекарша и побежала прочь.
Маруся подошла к окну, глянула на заснеженную ракитнянскую улицу, голую сирень за забором, старую вишню под окном. Когда нашла под сиренью кораллы, ожил куст, расцвел, хоть по всем законам должен был бы… А ставки сгинули. Не сможет теперь соврать немец, что идет на ставок рыбу ловить. Как погиб Юрчик, так и ставки вслед за ним. Камышом зарастать стали, вода помутнела… Через несколько лет за селом вместо чистых ставков – болота.
Маруся погладила кораллы на шее и легким движением отворила окно. В комнату ворвался свежий морозный воздух, погнал из комнаты тепло, но женщина не замечала, как задрожали плечи, пальцы стали холодными, словно жгли ледяным отчаянием. Она смотрела в морозную ночь, пока совсем не замерзла. Опомнилась. Окно закрыть хотела.
– Здравствуй, Маруся… – услышала от сиреневого куста знакомый до крика голос.
Немец как с ума сошел. Встал вдруг, одежку ищет… Девчушки в один голос:
– Лежи, папа. Еще совсем нездоровый…
– Нет, дети… Так належался, что и врагу не пожелаю. Пойду… Пройдусь…
Татьянка в хату, немец из хаты.
– Пойду… – говорит.
– А как же, – усмехнулась горько. – Ты ж на рыбу?
Брови нахмурил. Ничего не ответил. Стукнул дверью и ушел.
На ракитнянской улице – как и одиннадцать лет назад. Собаки брешут, люди по хатам греются, от клуба музыка гудит, а с небес на все это луна смотрит. Немец дошел до голого сиреневого куста.
– А ты все растешь…
Под кустом стал, а «Пегас» закурить не успел. Маруся окно отворила, немец и замер. Смотрит на нее, мама ж ты моя родная… Она… Она. Сколько раз закрывал глаза и все рисовал в воображении свою Марусю – косы черные, очи жгучие, а улыбка отчего-то всегда печальная, словно знает тайну невероятную и приказ – ни с кем той тайной не делиться. Она… Кораллы на груди… Откуда? Он же намысто под кустом закопал. Как узнала? Руку к намысту приложила, словно клянется кому-то в ночи. «Что делает? Замерзнет же», – испугался вдруг, потому что пальцы с сигаретой уже задубели, а Маруся все стояла и стояла у открытого окна.
Она словно услышала его. Вздохнула, уже хотела закрыть окно, и тогда немец отчаянно окликнул ее от сирени:
– Здравствуй, Маруся…
Маруся замерла. Немцу показалось – окаменела. Шел к окну и изо всех сил пытался удержать слезы. «Слабаком стал!» – ругал себя мысленно.
Под окном стоит, а язык отнялся. Смотрит на нее, как зачарованный.
Усмехнулась.
– А чего это ты, немец, в темноте бродишь? – спросила, словно и не было одиннадцати страшных лет.
– Так вот иду себе… Смотрю – Маруся мерзнет. Дай, думаю, спрошу, почему не спит…
Маруся задохнулась, закрыла лицо руками и отвернулась. Немец оглянулся. Хотел было по привычке ловко заскочить в окно, да только зубами скрежетнул, потому что нога не то что до подоконника, даже на полметра не поднималась. Немец схватил какой-то пень, приставил к стене и таки полез в окно. И есть ли кто-то у Маруси дома, не подведет ли случаем ее – все равно. Заскочил, закрыл окно и замер. Шагу к Марусе ступить не может. Топчется, голову опустил, очки поправляет.
Она руки от лица отняла, взглянула на него.
Вздохнул.
– Прости меня, Маруся… За все…
Протянула к нему руки, как нищенка за копейкой. Бросился. Обнял.
Так и проплакали. А сколько? Не считали.
Когда уже и собаки в Ракитном уснули, отошли немного.
– А этот… муж твой… – осторожно оглянулся немец, словно все это время Лешка стоял за дверью и просто поджидал с поленом в руках, пока они наплачутся.
– Нет у меня мужа, Степа. Уехал куда-то…
– А парень… Парень как? Верно, взрослый уже…
Глянула на него – полынью повеяло.
– Не знаешь?
– Чего? – испугался.
– Погиб он. Утонул в тот день, когда тебя забрали…
– Утонул? Как это? Как это? – Кольнуло в сердце.
– Ларку твою спасал, – ответила.
А добавить – нечего. Разве что слез. Прижались друг к другу – горько. Ох и горько. Так горько, что уже и не нужно жить. Лишнее. Потому что не отпустят воспоминания, каждый день будут добавлять печали, разотрут в пепел радость и останется только цветущий сиреневый куст, вишня под открытым окном, коралловое намысто на Марусиной шее… Но чего они стоят без радости?
– Прости, Маруся… – прошептал немец горько.
Головой покачала.
– Люблю тебя. И вечно любить буду, – прошептал.
– Смотри мне. Люби, – ответила упрямо.
Потом, весной, когда сиреневый куст густо покроется цветом и сердце немного отойдет от печали, немец скажет:
– Я тут подумал, Маруся… Может, я к тебе перееду. Доживем вместе. Прятаться не будем…
– Кончился наш день, Степа, – ответила Маруся горько. – У тебя дети… Разве сможешь их бросить?
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.