Молчаливый полет - [4]

Мятеж «холопов и скотов»

Хватает столбиками цифры

И скидывает со счетов;

Хватает барина за жабры,

Кидает в пруд, головотяп,

Ворует в зале канделябры

И тут же размещает штаб.

И снова карты. Снова хлесткий

Военначальнический вист,

На перехваченной двухверстке

Чужое слово «bolcheviste»;

Колониальные арапы

Пиковой ставкой королей

На перекинутые трапы

Спешат с французских кораблей;

Пылает дом с амурной лепкой, —

И вот неистовый партнер

Пуанты белых кроет кепкой

И мечет червами онер.

Тогда, наскучив жизнью жесткой

И бросив пыльные углы,

Амуры сыплются известкой

На многоверстные полы…

12 января 1927

Колизей [21]

Хотя я в Риме не бывал,

Но, верный школьным разговорам,

Кой-что запомнил про овал

Колосса, громкого, как Форум:

Открытый, как дуплистый зуб,

Как бездна кратера, глазея,

Бежит с уступа на уступ

Когтистый остов Колизея —

Гигант, подгнивший на корню

И едким тленьем низведенный

В опустошенную броню,

В дубовый пень и в зуб сластены!

Где волчий блеск твоих клыков,

О, гордый Рим? Взгляни спросонок:

Ты тридцать коренных веков

Проел, как лакомка-ребенок;

В пыли побед, прошли гуртом

И молодость твоя, и ярость, —

И шамкает беззубым ртом

«Демократическая» старость;

И бредит Колизей во сне

(Дантистом… Дантом…ядом ада…) —

Последний зуб в твоей десне,

Зуб мудрости и знак распада.

Но вспрянь! Но тучи бунта взбей

Над холодеющим колоссом!

Пусть эту пустоту плебей

Зальет свинцом многоголосым!

Пусть в этом кратере немом

Спартаковская взбухнет лава!

Мы примем весть, и мы поймем,

Что славу порождает слава…

12 марта 1928

В Коломягах. (Место дуэли Пушкина) [22]

Для чего ты дрался, барин?

Для чего стрелял, курчавый?

Посмотри, как снег распарен

Под твоею кровью ржавой…

Он томится белой пробкой

В жаркой дырке пистолета

И дымится талой тропкой

Из-под черного жилета.

И скользят мои полозья,

И, серьезный и тверёзый,

Барин ждет, склонясь к березе,

Санок ждет под той березой…

Барин, ляг на мех соболий —

Даром врут, что африкан ты, —

В русском поле, в русской боли

Русские же секунданты…

Господи, да что же это!

Нешто, раненому в пузо,

Уходить тебе со света

Через подлого француза?..

Мы возьмем тебя под мышки,

Мы уложим, мы покроем,

Мы споем, как пел ты в книжке:

«Мчатся бесы рой за роем…»

Бей, копыта, по настилу,

Мчись, обида, через Мойку —

И накидывайся с тылу

На беспомощную тройку!

А пока — за чаркой бойкой,

Подперев дворец хрустальный,

В тесной будке с судомойкой

Забавляется квартальный,

И не чуют — эх, мещане! —

Что драчун на Коломяге

Пишет кровью завещанье

По сугробистой бумаге!

1927

Огонь [23]

Мы честно не веруем в бога —

Откуда берется тревога?

Друзья, почему вы скорбите

На звонкой планете своей?..

Мы плавно летим по орбите,

Одни мы над миром владыки, —

Нам зверь подчиняется дикий

И травы зеленых полей.

Верблюды танцуют под нами,

Погонщики правят слонами,

И тигров сечет укротитель,

И змей усыпляет колдун.

Весь мир — поглядеть не хотите ль? —

Весь мир заключился в зверинцы,

А вы — недовольные принцы,

И я — ваш придворный болтун…

Но ближе, товарищи, к делу,

К тому голубому пробелу

В истории малой вселенной,

Где боги рассеяли тьму

И плетью, доныне нетленной,

Одетые в шкуры оленьи,

Поставили мир на колени

И властно сказали ему:

«Носи господину поклажу,

Расти ему волос на пряжу,

Предсказывай криком погоду

И брызгай в него молоком,

И бегай за ним на охоту,

Хвостом дружелюбно виляя,

И, хрипло и радостно лая,

В добычу вонзая клыком».

_______________________________

Под череп, отлогий и плоский,

Уже проползли отголоски

Змеиных и жадных суждений,

Скупых и пророческих снов.

От долгих пещерных радений

Дрожала растущая челюсть,

И слышался почковый шелест

Готовых к открытию слов.

И твари еще не хотели

В косматом и бронзовом теле

Признать своего господина,

Склониться пред ним головой;

Но бьющая камнем скотина

Зажгла прошлогоднюю хвою,

И огненно‑скорбному вою

Победный ответствовал вой!

В наполненной дымом пещере,

Чихая и зубы ощеря,

Хозяин пылающих палок

Сидел перед кругом гостей.

И круг был беспомощно‑жалок,

Он ляскал зубами в испуге,

А тот прижимался к подруге

И гладил шершавых детей.

В ту ночь под шипенье поленьев

Властительнейшее из звеньев

Ушло из цепи мирозданья

За грань родового костра.

В ту ночь под глухие рыданья,

Как младший из братьев над старшим,

Природа напутственным маршем

Томилась над ним до утра…

__________________________

Ясна и поныне дорога —

Откуда же наша тревога?

Друзья, почему вы скорбите,

О чем сожалеете вы?…

Ах, понял: о тягостном быте,

Где люди — рабы иль торговцы,

Где мелкие особи — овцы,

А крупные хищники — львы!..

Рыкающий вызов пустыни

Дрожит на таблицах латыни,

В презрительном посвисте янки,

В мелодии галльских речей.

На козлах махновской тачанки

Война, триумфатор усталый,

Вошла в городские кварталы

Под варварский рев трубачей, —

И ходит, хватая за ляжки,

Наглея от каждой поблажки,

И рвет благородные шкуры,

Слепой тупоножий мясник.

Но в диких пустынях культуры,

Я вижу, собрат обезьяны

Духовные лижет изъяны

Над грудой спасительных книг…

Я знаю — наступит минута,

Когда остановится смута,

Когда, как покорные звери,

Мы сядем у дома того,

Кто в новой поднимется вере,

Кто, в знак небывалой затеи,

Пылающий факел идеи

Над голой взовьет мостовой.

Еще не означенный точно

В своей колыбели восточной,

Но жаркий, глухой и победный,