Молчаливый полет - [30]

Шрифт
Интервал

Я Вас слушаю, бедная муха,
Залетевшая в хитрый силок!
Мне казалось: в кругу паутины
Женский голос как бабочка слаб,
Мне казались жуками мужчины,
Из моих уходящие лап.
Но однажды веселую Хлою
Уловила моя западня,
И звенящей слепой стрекозою
Налетела она на меня,
Пронеслась она, всю мою пряжу
Перепутав, порвав и пронзив…
Всё погибло! Когда я заглажу
Этот страшный и сладкий прорыв?

17 марта 1925

Анкета[155]

Стихи влюбленного пропеты
И в установленном числе,
Как лист заполненной анкеты,
Лежат на письменном столе.
Он стер вопросы формуляра,
Оставил правую графу
И для ответного удара
Наладил каждую строфу,
Сказал об имени — «не помню»,
Сказал о летах — «юн как бог»,
А о партийности — «на что мне
Она у беспартийных ног?..»
Поэт, возлюбленный, любовник,
Молящий ласки вновь и вновь,
Он бедный отставной чиновник,
Он челобитчик на любовь!

19 марта 1925

Дорога любви[156]

Наши предки не знали дорог,
А ходить приходилось помногу —
Только мамонт и злой носорог
Им протаптывали дорогу.
Но уже и тогда из берлог
Девы бегали к лунному рогу
На свиданье за темный порог
Вынося оголенную ногу.
И у древних, где властвовал рок,
Где пространство таило тревогу,
Где любимейших женщин в залог
Оставлял путешественник богу,
Даже там, от молитвенных строк,
Облаченная в тонкую тогу,
Дева серной неслась по отрог
На условленную дорогу.
И из парка, что пышен и строг,
Вслед английскому чуткому догу,
Шла ты вновь на охотничий рог
Изменять золотому чертогу.
И по взморью, где свеж ветерок,
Ты любовную знала дорогу,
Что недолго твой юнга берег,
И пожертвовал черту да грогу.
Отпечатки девических ног
В путь свиданий слились понемногу,
И могучею сеть он лег
Инженерам земным на подмогу. —
Нам не надо их скучных дорог:
Если любим, то знаем дорогу!

23 марта 1925

Гость[157]

Гость вечерний, гость последний,
Гость по имени Ничто!
Легкий звук шагов в передней,
Звук, рождаемый мечтой…
Чуть скрипят дверные петли,
Чуть мерцает ручек медь…
Чудный гость за дверью медлит,
Сердце рвется посмотреть!
Из окошка втихомолку,
Нитью сердца моего,
Лунный свет скользит за щелку
И не видит никого.
Если дремлю, если сплю я,
Если дверь не заперта,
Веют крылья поцелуя
Вкруг пылающего рта.
Утром платы гость не просит,
Но — в награду за любовь —
По частям мой дух выносит
И высасывает кровь.
Тихий, бледный, незаметный
Демон радости ночной…
Нет, уж лучше выкуп медный
Бросить девке площадной!

26 марта 1925

Памяти Брюсова[158]

Тиран покорных кирпичей,
Строитель Сухаревой башни,
Ответь: ты наш или ничей,
Ты нынешний или вчерашний?
Как будто не было «вчера»,
Как будто снова метят даты
И снова противу Петра
Бунтуют вольные солдаты.
Пускай забава палача
В царе не нравится милорду —
Он рубит головы с плеча,
И клейма жжет, и лупит морду,
И башня — в память мятежа,
Покуда тешится хозяин, —
Опальный город сторожа,
Встает из северных окраин.
Здесь будет жить начетчик Брюс,
Дитя Европы легендарной,
Кому купец-великорус
Обязан книжкой календарной.
Весь век, до вечера с утра,
Прожив на Сухаревском рынке,
Немало сказок про Петра
Купец расскажет по старинке.
Небрежным сплевывая ртом
На исторический булыжник,
Он нам поведает о том,
Как жил и умер чернокнижник.
Но, с ним по имени един,
Хоть из среды великоруссов,
— И тоже Сухаревки сын —
От нас ушел Валерий Брюсов…
Так пусть народная молва
К легендам новый сказ прибавит
И по Мещанской тридцать два
Квартиру милую прославит!

29 марта 1925

Омут[159]

Когда, уча ребячьей грамоте,
Про ад рассказывали мне,
Я закреплял в покорной памяти
Слова о дивной старине.
Я после слышал — «плюнь на Библию»,
Я слышал — «плюнь и не греши»,
Но — яд мечтаний! — как я выплюю
Твой тихий омут из души?
Пускай он тих — в нем черти водятся
И держат в адовом плену
Невинную, как богородица,
И небывалую жену.
Ей светят розовые факелы
На топком омутовом дне,
Куда их выронили ангелы,
Летая в темной вышине.
И бледным символом бессилия,
Самоубийства и стыда
Цветет молитвенная лилия
На глади тихого пруда.
Под зеркало его поверхности
Кто — грубый — смеет заглянуть? —
Лицо склонившегося в дерзости,
Смеясь, выплескивает муть,
И только мы, ее носители,
Поэты, верные мечте,
Смех пленницы в сырой обители
Порою слышим в темноте.

7 апреля 1925

Случай со шляпой[160]

Чья-то шляпа улетела,
И невидимые лапы
Мнут болезненное тело
Свежевычищенной шляпы.
О, как стыдно шляпе модной,
Шляпе, сделанной из фетра,
Быть эмблемой всенародной
Взбунтовавшегося ветра!
И летит она над парком,
И вальсирует, как птица,
И завидует товаркам,
Что надвинуты на лица:
И вдобавок к безобразью
Благороднейшую ношу
Дождь забрызгивает грязью,
Как последнюю галошу.
Но застрявши и повисши
Вдруг у тополя на сучьях,
Шляпа стала самой высшей
И одной из самых лучших. —
Так решил вороний папа,
Навсегда забывший гнезда
И в подкладке этой шляпы
Живший счастливо и просто.

17 апреля 1925

Отражения[161]

Огонь на кончике меча,
Холодный как зарница славы,
Закат и храм золотоглавый
Во льду случайного луча!..
Мир благородный и скупой,
Как смех на лике Джиоконды,
Какой диктуешь мне закон ты,
Куда уводишь за собой? —
Холодным панцирем луны
Перед лицом земного шара
Удары солнечного жара
В немом бою отражены;
Из горна в тесную трубу
Огонь течет багряным дымом
Как дух над грешником, судимым
И сожигаемым в гробу.
Ну что ж? Я дорого бы дал,
Чтобы над жертвенником славы

Еще от автора Марк Ариевич Тарловский
Стихотворения

Из "Собрания стихов. 1921-1951" Предисловие и публикация Вадима Перельмутера Оригинал здесь - http://www.utoronto.ca/tsq/02/tarlovskij.shtmlи здесь - http://az.lib.ru/t/tarlowskij_m_a/.


Огонь

Марк Тарловский Из сборника " Иронический сад".


Рекомендуем почитать
Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".