Мои бенгальские подруги - [43]

В тот же день я тоже отправлялась в Калькутту, поэтому мы встретились на вокзале. Муж Минакши вел себя как настоящий джентльмен: он отнес мой чемодан в третий класс (они ехали в первом), а на вокзале в Калькутте помог мне найти такси и на прекрасном английском предложил отправиться вместе с ними в гостиницу:

— Примите ванну, отдохните. Видите ли, до Канпура слишком далеко, поэтому я не могу пригласить вас, приятельницу моей жены, туда.

Я была поражена обходительностью вновь обретенного мужа.

Он вежливо придержал дверь и пропустил меня вперед. Затем вошел сам, потом отпустил дверь, и только тогда вошла Минакши. Он помог мне раздеться. Спросив моего разрешения, снял пиджак, потом подал Минакши вещи со словами:

— Подержи.

Вежливо осведомился, можно ли курить в моем присутствии. Я не возражала, тогда он стал выдыхать сигаретный дым прямо в лицо сидевшей рядом Минакши.

Когда я уходила, Минакши проводила меня до дверей.

— Ну и как? — спросила она нетерпеливо.

Я ответила:

— Шикарный мужчина!

Именно это ей хотелось от меня услышать. Она была от него в восторге, лишь одно не нравилось — сигаретный дым.

— Ну, если только это! Так это поправимо, — утешила я ее.

Мы расстались. Спустя некоторое время я получила от Минакши письмо, из которого повеяло счастьем Золушки, вышедшей замуж за принца. «Что касается меня, — писала Минакши, — то я счастлива. Я веду жизнь хозяйки и не могу представить себе ничего лучшего. Здоровье мое быстро поправляется. Мой муж придает большое значение состоянию моего здоровья. У нас есть корова и большой сад, так что свежих овощей и молока вдоволь. Физически работать мне не приходится. Подумываю о том, что, возможно, скоро закончу диссертацию. Если будешь говорить с нашими знакомыми, передай им, что я счастлива…»

И еще одна брачная история. Она может показаться европейцу слишком обычной. Однако в общежитии она вызвала куда больше волнений, чем все, что произошло с Минакши.

Маниша работала в сельской местности недалеко от Шантиникетона. Она была «служительницей деревни», то есть сотрудницей службы социального развития деревни. Такая сотрудница обучает деревенских жительниц правилам семейной гигиены и воспитания детей, помогает им в основании женских организаций, которые, например, в складчину покупают общую швейную машинку. В ее задачу входит также поддержание народных традиций. Все это вместе составляет нелегкую задачу. Старики не очень-то любят учиться у младших — тем более что, как утверждает тысячелетняя индийская традиция, только они знают, что, когда и как следует делать.

К тому же Маниша была еще незамужней. Но где же вы видели, чтобы незамужняя девушка учила замужних женщин!

Тем не менее я понимала, что Маниша прекрасно справляется со своей работой. Когда я приезжала к ней в ее деревни, меня везде приветствовали не как знакомую какой-то легкомысленной современной особы, а как милую приятельницу милой соседки. Репутация Маниши открывала передо мной двери там, куда я сама бы ни за что не попала.

Благодаря Манише я ближе познакомилась с бытом бенгальской деревни и с самой девушкой. Опа была очень интеллигентной (кстати, маниша значит «интеллигентность»), работящей и самоотверженной девушкой. Под жгучими лучами тропического солнца и под потоками тропических ливней разъезжала она на велосипеде от деревни к деревне, терпеливо, часами просиживала у постели больных, помогала в свадебных обрядах, тратила на людей деньги из своей мизерной зарплаты. Все это она делала вдохновенно и улыбаясь. Эта девушка была достойна целой статьи в газете.

Но — без фотографии. Маниша не была красавицей. И хотя у нее были большие глаза, длинная коса и удивительно милая улыбка, все же, должна сказать, на бенгальский вкус она была далеко не идеал. Кожа у нее была темной, словно бенгальская земля после дождя. Кроме того, она не имела приданого.

Ее мать была вдовой. Первая, красивая дочь вышла счастливо замуж, но для того, чтобы выдать замуж вторую, некрасивую, денег уже не хватало. За черной невестой полагается огромное приданое.

Однако Манише все было нипочем. По крайней мере она так держалась. Девушка подставляла свою голову солнцу и смеялась:

— Мне уже не страшно, я и без того черная!

В подтверждение своих слов она пропела мне известную песню Тагора, в которой говорилось о том, как наперекор всем обычаям побеждает красота темной девушки.

Из опыта общения с шантиникетонскими девушками я подозревала, что ее веселость показная. Но когда я увидела различие между ее активной жизнью и пассивным существованием остальных девушек, то поняла, что из создавшейся ситуации она извлекла самое лучшее и чувствует себя куда более счастливой, чем ее подруги, готовящие себя к супружеской жизни. Тогда я еще не знала, что у Маниши имелись основания быть счастливой.

Однажды она пришла ко мне и пригласила на свадьбу.

Я была поражена.

— Ты знаешь жениха? — спросила я.

— Знаю, да и ты его знаешь! Это — Сатинадх. Помнишь, я знакомила тебя с ним в отделении социальной службы?

Я сразу же догадалась, о ком идет речь. Сатинадх заинтересовал меня с первого взгляда. Это был высокий, стройный, красноречивый молодой человек. Несколько раз я ездила с ним в поездки по бенгальским деревенским школам. Он был симпатичный, привлекательный — и совсем светлокожий. Мать Маниши никогда не могла бы подобрать дочери такого жениха.