Мои бенгальские подруги - [42]

Как я убедилась позже, для нее это не имело такого уж важного значения. Ручира не утруждала себя занятиями. То были колики у свекрови, то младший шурин сломал ребро, и Ручира постоянно разъезжала между Шантиникетоном и Калькуттой: в несчастье семья должна быть вместе. Так что все мои расчеты, что у меня в Шантиникетоне будет надежная приятельница, оказались тщетными.

Бывая в Калькутте, я иногда навещала Ручиру, и мы вместе ходили в библиотеку пешком. Она очень любила пешие прогулки. Я лее в такой жаре делала это только ради нее, так как знала, что никто из домашних с ней бы не пошел и Ручире пришлось бы ехать на машине. Неприлично женщине из такой уважаемой семьи ходить по улице одной. У ее свекра было две машины.

С Минакши (она родом из Южной Индии) я познакомилась, когда она, как и Ручира, уже была замужем, жила в одноместной комнате и, конечно, писала кандидатскую диссертацию. Правда, я долго не подозревала, что Минакши замужем, она держалась словно незамужняя студентка — не носила ни обручальных браслетов, ни красного пробора. Более того, она вела себя так, как будто хотела навсегда остаться незамужней. Диссертация ей была нужна для повышения квалификации — она претендовала на место преподавателя в английской женской школе в Дели, да и выглядела самостоятельнее остальных (ей было около тридцати лет). Это нас и сблизило.

Мы часто вместе отправлялись на прогулки по шантиникетонским окрестностям. Она завидовала, что у меня есть велосипед и я могу разъезжать на нем куда захочу. На юге девушки из хороших семей не смеют даже мечтать об этом. Она любила путешествия, и по всему было видно, что она жила независимо. К сожалению, я не могла говорить с ней по-бенгальски. Если бы не языковой барьер, она стала бы для меня просто идеальной подругой.

О том, что Минакши замужем, я узнала лишь тогда, когда тесно сошлась с шаитиникетонскими девушками и они поведали мне ее историю.

Минакши выдали замуж пятнадцати лет. Муж вскоре ее оставил, но об этом она никому не рассказывала. Никто не знал также и о том, где в настоящее время он находился. Не знала этого и сама Минакши. Она получала письма только от своих родителей, и всем казалось, что оставаться ей до конца жизни соломенной вдовой. Да и что она могла поделать? Ведь ее выдали замуж, и даже если бы ей захотелось развестись (правда, на это не было похоже), то не станет же она снова выходить замуж? Что скажут тогда родственники?

Жизнь Минакши не казалась печальной; более того, такой удел, пожалуй, лучше, нежели судьба обычной индийской жены. Я даже радовалась, что у меня наконец-то надолго останется такая энергичная и преданная подруга. Супружество ей не угрожало, к собственному мужу она относилась безразлично.

Неожиданно Минакши стали приходить письма одно за другим. Вскоре заведующая общежитием также получила письмо со штемпелем родного города Минакши. Девушки из общежития радостно шептались, как бы предчувствуя чудо. Минакши преобразилась, начала следить за собой, перестала гулять на солнце. Она купила целую батарею косметических средств, от которых якобы должна посветлеть кожа.

Я ждала, что мне наконец скажут, что же произошло. Однажды Минакши поинтересовалась моими взглядами европейской женщины на некоторые моменты супружеской жизни.

Оказывается, случилось невероятное: родители Минакши и мужа согласились, что нет существенных причин для раздельного проживания супругов. Тогда супруг позволил себя уговорить и решил вернуться к Минакши. Он собирался приехать через несколько недель и увезти ее в североиндийский город Канпур, где он работал. Я ничего об этом не знала.

Муж Минакши был директором фабрики и долгое время прожил в Европе. Все это походило на отрывок из романа для девушек, с той лишь разницей, что никакой любви-то не было. Впервые увидев невесту на свадьбе, жених отверг молодую жену. Таким образом, ей пришлось жить одной в обществе, полном предрассудков, а ведь она была в расцвете красоты.

На свой великодушный поступок он решился не сам (из Канпура Минакши не получила ни одного письма) — его уговорили обе семьи.

Глядя на Минакши, я с ужасом замечала, что она сама себя считает героиней любовного романа. Тридцатилетняя аспирантка, почти кандидат наук, вдруг начала стыдливо опускать глаза, предаваться мечтам. Она расцветала буквально на глазах. Никогда раньше я не замечала, чтобы у нее так сияли глаза и была такой плавной походка. Все это мне казалось абсурдным.

Но самую удивительную, на мой взгляд, позицию заняли все обитатели общежития, включая заведующую. Никто не считал ее мужа злодеем, который где-то пропадал пятнадцать лет, а затем наконец решил погреться у семейного очага. Минакши и все держались так, словно ждали прекрасного принца из сказки. Минакши стали всячески прихорашивать, а в решающий день ее причесали и вплели в волосы белые цветы. Заведующая заказала ожидаемому мужу комнату в местной гостинице, украсила ее и приготовила огромное блюдо южноиндийских сладостей.

И вот «принц» прибыл. Мне он представлялся худым, важным брахманом. А перед нами предстал гигант в европейском костюме. У него были такие плечи, что, пожалуй, он мог бы выиграть все соревнования по гребле в Оксфорде. Некоторое время он провел с Минакши в гостинице, пошутил с заведующей по поводу приготовленных сладостей и тут же бросился искать рикшу — у него, видите ли, важное совещание в Калькутте и завтра он должен отправляться в путь. Погрузил чемоданы, забрал Минакши и уехал.