Могильщик кукол - [49]

Труда слышала о несчастье, случившемся на шоссе, слышала, что Рихард Крессманн оказался первым на месте аварии и держал за руку тяжелораненую девочку до тех пор, пока не прибыла машина «скорой помощи». Также она слышала, что Хайнц Люкка, вне себя от горя, погрузился в отчаяние и что Игорь мирно скончался во сне. И о веревке, с помощью которой Вернер Рупольд окончил свои ожидания Эдит Штерн. Но к этому времени Труду заботили более важные вещи, и она не собиралась ломать себе голову над тем, почему Игорь, прежде чем предстать перед Создателем, настоял на том, чтобы еще раз увидеть Вернера Рупольда. Все это ей поведала Тея Крессманн, мучимая любопытством, что такого важного могли обсуждать мужчины, если после этого Вернер Рупольд решил сопровождать Игоря в пути на небеса.

Труду волновали совсем другие вопросы. Ни в феврале, ни в марте в ее организме так ничего и не шевельнулось. Когда в конце марта сияющая от радости беременная Антония Лесслер сообщила, что на этот раз врач предполагает, что скорее всего родится девочка, у Труды зародилось страшное подозрение, которое через две недели подтвердил гинеколог.

В первое мгновение Труда почувствовала себя парализованной и пожелала, чтобы с ней случилось то же, что и во время второй беременности Марии Йенсен в ноябре. Падение в квартире, сильное кровотечение, вынужденная операция — и прощайте, надежды. Якоб был с женой единого мнения. Все-таки приходится учитывать возраст. Временами он чувствовал себя собственным дедушкой. Труда тоже моложе не становилась. И если теперь опять начнется все сначала…

Со дня рождения Бена прошло уже несколько недель, но он запомнился, как памятник жертвам трагических событий, воздвигнутый в назидание потомкам.

В тот день они ему ничего не подарили. Ничего не придумали, чем можно было бы доставить ему радость.

«Подарите ему какую-нибудь куклу, — предложила Анита. — И если рядом положите нож, то он определенно обрадуется».

Она от души рассмеялась, как только восемнадцатилетние сестры могут смеяться над слабоумными братьями.

И Якоб, не сдержавшись, размахнулся и врезал ей за дерзкий язык. И тут же сильно расстроился. До сих пор ему ни разу не приходило в голову поднять руку на какую-либо из дочерей. Однако он даже не попросил у Аниты прощения, хотя это было первым его порывом. Много важнее, чем уступать порыву, было показать Труде, что сын ему так же дорог, как и ей, что, Бог тому свидетель, он не хочет избивать его до полусмерти и вполне готов при возникшей новой нагрузке в доме снять с плеч жены некоторую долю ответственности.

Нужно было найти какой-нибудь способ удержать Бена подальше от деревни и от чужих детей. Сейчас там ходило множество слухов, распространявшихся преимущественно Гертой Франкен. С годами старуха собрала столько сведений, что некоторые, взятые из различных областей, смешались друг с другом. Герта договорилась до того, что с убеждением настаивала, будто убийца молодой артистки и свидетель преступления — одно и то же лицо. И теперь часто рассказывала на рыночной площади, что Бен ломает кукол на части, чтобы не потерять навык. Все давно уже только смеялись над ее россказнями.

У Якоба было две возможности. Первая — бить сына до тех пор, пока он не перестанет тянуть руки к куклам, но из-за настроения Труды и угрозы Хайнца Люкки об этом нечего было даже думать. Вторая возможность — чем-то заинтересовать Бена, отвлечь, предоставив сыну какое-либо занятие.

Труда часто подчеркивала, что Бен охотно помогал ей в саду, конечно не упоминая, что ее трудолюбивый помощник вырывал овощей больше, чем она успевала посадить. И первой мыслью Якоба было разбить для Бена собственный сад. Только где это можно сделать?

В яблоневом саду слишком опасно. Самым идеальным местом представлялся ему сад Герты Франкен. В рост человека заросли травы, в середине старая груша и чудовищно разросшиеся одичавшие кусты малины, — здесь невозможно ничего испортить. И было бы странно, если бы это место не удалось сделать привлекательным для Бена. К тому же он непосредственно на глазах у Герты будет заниматься безобидными вещами, и, вероятно, старуха расскажет другим о его занятиях.

Несколько дней Якоб обдумывал, как все обустроить. В ходе исследования он даже влез на старую грушу, и там ему в голову пришла идея построить убежище на ветвях дерева. С высоты грушевого дерева открывался великолепный вид. На три стороны света простирались поля корнеплодов, пшеницы, картофеля и полосы ржи. В ясные дни на западе можно было разглядеть верхушку колокольни кирхи в Лоберге. Даже в пасмурные дни ее призрачный контур, словно указующий палец, устремлялся в небо. На востоке виднелся лес. На юго-востоке, за полями, явственно проглядывалась воронка с развалинами бывшего двора Крессманнов.

Если находиться в саду, огромной воронки не было видно, но сидящему на дереве ее край хорошо виделся на фоне полей. Более чем богатое предложение для острых глаз Бена. И в своем перепутанном мозгу он мог бы придумать себе новые цели, оправдывающие его прогулки.

Неожиданно для себя Якоб быстро договорился с Гертой Франкен. От своего сада престарелой соседке не нужно было ничего. И прежде она ничего не имела против, когда Труда собирала здесь малину, кроме разве что нескольких стаканов желе для себя. Бен не слишком обременял ее, и потому Герта была готова за маленькую ежемесячную сумму предоставить сад в полное распоряжение Якоба. При условии, что тот будет держать рот на замке, чтобы социальное ведомство не надумало сократить скудную прибавку к ее жалкой пенсии.