Мое пристрастие к Диккенсу. Семейная хроника XX век - [101]
Мы много смеялись. Николай Аркадьевич шуткой снимал напряжение после критической головомойки. А чаще просто поднимал наш дух.
Мы любили его ироничный и одновременно понимающий взгляд, устремленный на нас. И чуть мефистофельскую улыбку.
Курс от курса Коварский становился все требовательнее. Заявки на самостоятельные дипломные сценарии, которые нам предстояло писать на пятом курсе, были обсуждены с особой тщательностью. С учетом возможностей каждого.
И тут грянула беда. Коварский был отстранен от руководства Мастерской. Попросту уволен. И весь институт гудел, что это дело рук Декана.
Вот когда настал его час. Что «пришили» Коварскому, я так и не узнала.
Он попрощался с видимым спокойствием:
— Не трусьте. Смею надеяться, я кое-чему обучил вас. Вот и покажите это. Если у кого-нибудь возникнет нужда посоветоваться, милости прошу. Желаю всем успеха.
Это было сиротство. Глубокое. Каждый справлялся с ним, как мог.
Руководить Мастерской был назначен Катинов — главный редактор Московской сценарной студии. Существовала такая. Положение его было сложным. Он чувствовал, что его даже не сравнивают с ушедшим. Был внимателен и, демонстративно рискуя, заключил договоры с моей подругой Лилей Неменовой и со мной на наши дипломные сценарии.
Конечно, он иногда давал нам дельные замечания. Но и только.
Трудный был год. И вот до защиты диплома осталось две недели. Я проводила их в кровати. В полном изнеможении. И в голоде. Продуктовые карточки не отоваривались из месяца в месяц. Никаких тебе жиров, круп и сахара. Только пайка хлеба.
Я не вставала утром, чтобы пойти в булочную. По заведенному порядку в булочную отправлялась дежурная девочка, приносила хлеб «на всех» и его делили на глазок. В каждой комнате был свой специалист по этому делу.
Меня от дежурств освободили. Я съедала сразу всю пайку, и, лежа в постели, ждала до следующего утра. Тупо уставясь в потолок. Это была депрессия.
И вдруг меня накрыла волна негодования.
Мы будем защищать наши дипломы, а человек, без которого они не были бы написаны, который научил нас всему, даже не будет присутствовать при этом. И не будет упомянут.
Я рывком села на постели. Он будет упомянут!
Оставшиеся два дня я готовила благодарственное слово.
С него я начала, очутившись на кафедре в просмотровом зале.
Я сказала, что прежде чем говорить о своем сценарии, я должна выразить глубокую благодарность человеку, без которого он не был бы написан. Без которого бы не были написаны сценарии всей нашей Мастерской. Николаю Аркадьевичу Коварскому.
Я впервые подняла глаза на дипломную комиссию. За длинным столом сидели Михаил Ромм, Сергей Герасимов, Борис Барнет, другие наши корифеи, в конце стола — Катинов и Декан.
— Он учил нас профессионализму, секретам сценарного мастерства. Учил взыскательному вкусу к литературе…
И тут я увидела Николая Аркадьевича. Он сидел в зале. Пришел! Не смог не прийти… И занял скромное место среди студентов.
— Он учил нас кинематографическому видению подробностей жизни. Учил быть честными в работе. Учил благородству. Он был для нас Учителем с большой буквы.
Внезапно Коварский закрыл лицо руками. Длинными узкими ладонями. Это был жест отчаяния.
Я запнулась. Что случилось? Что я сказала не так? Господи, что не так?!
Закончила я неуверенно. Но главное было сказано.
Мгновение тишины. И… зал грохнул аплодисментами. Аплодировали Ромм, Герасимов, вся комиссия. Яростно хлопали студенты, которые знали подоплеку увольнения Коварского. Аплодировал Катинов. Аплодировал Декан! А что ему оставалось?
Немного позднее я задала Николаю Аркадьевичу вопрос: почему он тогда закрыл лицо руками?
— Испугался, что вы погубили ваш диплом.
Они искоса посмотрел на меня:
— Между прочим, когда комиссия обсуждала отметки, Миша Ромм заявил: «Даже если бы сценарий не заслуживал отличной отметки, ей все равно нужно было поставить пятерку за одну ее речь».
Я почувствовала, что краснею. Скорее сменить тему…
— А вы видели, как Декан аплодировал?
— Вы шутите?!
Коварский освобождено расхохотался.
Теперь шла расплата. По окончании ВГИКа меня должны были оставить в Москве, так как муж мой был студентом Литинститута. А согласно советскому закону того времени разрушать молодую семью не полагалось (глядишь, родят будущего строителя социализма).
На комиссии по распределению Декан заявил, что нет никаких оснований оставлять меня в Москве, потому что брак у меня фиктивный, заключен всего за полтора месяца до защиты диплома — понятно зачем.
Что говорить! Мы проволынили два года с оформлением брака, не видя в том никакой необходимости. Как и мои родители когда-то!
Считали друг друга мужем и женой, окружающие тоже. Кое-кто удивился бы, узнав, что мы не зарегистрированы. А кому какое дело? Лишь мысль о возможности разлуки подстегнула нас. И вот, пожалуйста…
Видимо, никто не хотел связываться с Деканом, и участь моя была решена. Меня направляли в Минск редактором на бездействующую студию.
Я вышла из комнаты комиссии в коридор.
— Ну что? — набросились ребята.
— Минск, — и неожиданно для себя я разревелась.
Проходивший мимо Маневич — преподаватель сценарного мастерства курсу младше, остановился:
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Воспоминания Раисы Харитоновны Кузнецовой (1907-1986) охватывают большой отрезок времени: от 1920-х до середины 1960-х гг. Это рассказ о времени становления советского государства, о совместной работе с видными партийными деятелями и деятелями культуры (писателями, журналистами, учеными и др.), о драматичных годах войны и послевоенном периоде, где жизнь приносила новые сюрпризы ― например, сближение и разрыв с женой премьерминистра Г. И. Маленкова и т.п. Публикуются фотографии из личного архива автора.