Мое пристрастие к Диккенсу. Семейная хроника XX век - [102]
— По какому случаю барышня в слезах?
Ему объяснили.
— Так и сказал: «фиктивный»? — полюбопытствовал он. — Ну, знаток!
И посмотрел на меня в меланхоличной задумчивости:
— Этого следовало ожидать. Не реви. Останешься с мужем. Что-нибудь придумаем.
И придумал. Иосиф Михайлович Маневич был не только преподавателем во ВГИКе, но и редактором в Министерстве кинематографии СССР. Очень уважаемым. Его суждения были высокопрофессиональны. Внутренние рецензии на сценарии и фильмы вызывающе лаконичны. Как я узнала потом, в них никогда не было обязательных вступительных фраз о великом Сталине и его мудром руководстве. И это ему сходило с рук. Потому что в его рецензиях была поразительно точная оценка. Даже подчас конъюнктурное предвидение, что особенно ценилось начальством. Коллеги называли его «Мудрый Жозя» (космополитическая кампания была еще за горами) и — чуть что — бегали к нему советоваться.
Обаянию «Мудрого Жози» поддался даже сам заместитель министра по кадрам Саконтиков. Главный кадровик кинематографа. Видно, с творческими работниками проблем у него хватало. Ведь у тех могли быть не только «порочащие», но и весьма высокие связи. И поди определи настоящий вес того или иного «творца». Тут возникала нужда в Маневиче. Я уверена, что многие кинематографисты обязаны «Мудрому Жозе» благополучным разрешением всяческих кадровых закавык. И даже не подозревают об этом.
В моем случае во ВГИК был послан запрос на меня из Министерства кинематографии СССР. Высокому учреждению понадобилась моя скромная персона в качестве редактора Сценарно-постановочного отдела.
Декан остался с носом. А я окунулась в неведомый мир.
Как известно, Ленин назвал кино «важнейшим из искусств» по возможности влиять на сознание масс, формируя его в нужном идеологическом направлении.
Эта сверхзадача пронизала все существование «важнейшего» Министерства. Оно, Министерство, конечно, было отражением фантастической нашей реальности, ее абсурда.
Все усугублялось еще тем, что сам кинематограф по природе своей иллюзорен.
Получался абсурд в квадрате.
А судьи — кто?
Сценарии в ту пору проходили не девять, а двенадцать — четырнадцать кругов административного «ада», прежде чем быть утвержденными к производству.
Сначала на студии: редактор, редакторский совет в сценарном отделе, начальник сценарного отдела, худсовет студии, директор студии. В каждой инстанции свои поправки, после выполнения которых заход начинался «по новой», иногда по нескольку раз; потом в министерстве, примерно в том же порядке с добавлением начальника Главка, зам. министра по сценарным вопросам и министра. Последнее решающее слово делилось между министром и художественным советом министерства.
«Худсовет» — это слово повергало в ужас авторов, режиссеров, чиновников от кинематографа и самого министра. Худсовет был создан в 1947 году после постановления ЦК, разгромившего фильм режиссера Л. Лукова «Большая жизнь» за злостные искажения советской действительности, а именно, показ ручного труда шахтеров, хотя он и вправду был повсеместно ручным.
Худсовет был призван пресекать в корне такие очевидные враждебные идеологические вылазки, угадывать даже еще до зарождения всякую «чуждую» мысль и всякие неосознанные стремления потенциально преступных или склонных, как малые дети, к опасным играм творцов.
Худсовет поэтому был подобран из политически зрелых, идеологически зорких деятелей партии и культуры.
К сожалению, не помню его полного состава. Помню С. Данилова, главного редактора «Правды», Л. Ф. Ильичева — «того самого», главного редактора «Известий», а вскоре и «Правды», Н. Михайлова, секретаря ЦК комсомола, Д. Заславского, маститого фельетониста-«правдиста», еще Лениным названного «политической проституткой».
Из писателей удостоились идейного доверия Л. Леонов, А. Сурков, И. Эренбург, А. Барто, М. Прилежаева. Из кинематографистов были Сергей Герасимов и Михаил Ромм, оба подозреваемые в лицеприятии.
Судьба каждого сценария и фильма зависела от этого верховного судилища.
Министерство помещалось в бывшем особняке миллионера Лианозова. Худсовет заседал в парадном зале. Стол, покрытый зеленым сукном, образовывал букву «Т». Во главе восседал председатель Ильичев, члены совета — друг против друга. За отдельным столом слева от Ильичева — министр Большаков. Это была продуманная позиция: не рядом с Ильичевым, а отдельно, как бы не ставя точки над «i» в иерархии власти. Справа столик стенографисток.
У стены на диване и нескольких стульях лицом ко всей длине зала и судилищу жались редактура и авторы, сценаристы и режиссеры, лица которых были белее мраморных ступеней, ведущих в зал.
Нередко дело кончалось обмороками и нашатырным спиртом в тесной редакторской каморке или в малом кабинете Большакова, если автор был именитый. А иногда и домашним инфарктом.
Большаков ненавидел Ильичева. Министру как-никак надо было «выдавать» кинопродукцию. Задача же Ильичева сводилась к тому, чтобы не брать на себя ответственности, не разрешать сценарий к производству, а фильм не признавать готовым.
Ибо только один человек в стране волен был определять идеологическую стерильность любого произведения искусства. А весь марксистски подкованный худсовет мог оказаться политически близоруким и провалиться в тартарары вместе со своим председателем.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Воспоминания Раисы Харитоновны Кузнецовой (1907-1986) охватывают большой отрезок времени: от 1920-х до середины 1960-х гг. Это рассказ о времени становления советского государства, о совместной работе с видными партийными деятелями и деятелями культуры (писателями, журналистами, учеными и др.), о драматичных годах войны и послевоенном периоде, где жизнь приносила новые сюрпризы ― например, сближение и разрыв с женой премьерминистра Г. И. Маленкова и т.п. Публикуются фотографии из личного архива автора.