Модель - [44]

Не то чтобы Вова не понимал ее желаний.

Он не понимал, что желания существуют.

Удел ничтожеств — уверенность в том, что все люди такие же, как они…

…Наша общая знакомая, ее одноклассница Ася, как-то встретив меня во дворе, сказала, улыбаясь по-женски ехидно:

— Встретила я Танькиного недавно — спросила его: «Ты в ней уверен? Она так часто отъезжает от дома…», а он отвечает: «В Таньке? Да она влюблена в меня как кошка!»

В качестве комментария к словам Аси, я пожал плечами — как выглядят влюбленные кошки, я не знал.

Но когда Ася спросила меня:

— Дядя Петя, почему она у тебя хуже всех одетая ходит? — Я промолчать уже не сумел, хотя и не признался в том, что мне не хотелось наряжать ее для другого мужчины:

— Не у меня, а у дерьма из Кубинки…

…Не более простого способа понять убогость мужчины, чем взглянуть на обувь его женщины.

Вову-из-Кубинки я практически не видел все последнее время; но того, что происходило с ней, мне было вполне достаточно для того, чтобы понять его убогость.

Вовин мир был ограничен доступностью его понимания, и потому он жил в несложном мире. Вова представлял себе только тот мир, который видел. А так как видел он не много, то, по его мнению, ничего стоящего за пределами работы в Кубинке и рыбалки на Можайском водохранилище не было.

Все, что было выше его понимания, для него попросту отсутствовало.

И он не выпускал и себя, и ее за пределы этого круга…

…Туфли на высоких каблуках, которые я покупал ей когда-то, сменились стоптанными ботинками…

…Так она и жила: издерживаясь, стесняясь своей нищеты при живом мужчине, урезая себя во всем и донашивая трусы, которые еще я ей покупал: цвета морской волны с оранжевой каемочкой…

…Однажды она зашла ко мне под вечер и, уже раздеваясь, сказала:

— Давайте, дядя Петя, по-быстренькому, а то у меня последний автобус из Кубинки в поселок «Металл-Завода» уходит в девять. А идти через лес страшно.

— Он что же, не встречает тебя, когда ты задерживаешься? — спросил я; и она замялась:

— … Встречает. — Но по тому, как она это сказала, я понял, что она врет.

Иногда понять, что человек врет, бывает так же легко, как понять, что человек говорит правду.

И тогда я не в первый раз не сказал ничего.

С тех пор это «Давайте по-быстренькому…» превратилось в традицию; и продолжать картину «Нежность» возможности не было.

Слои краски подсыхали в углу мастерской…

…Не то чтобы между мной и Бау не происходило ничего интересного — просто интересное это происходило под неизвестным мне знаком: и не минус, но и не плюс…

— …Дядя Петя, я хочу пойти в автошколу, учиться водить машину.

— Бау. современный цивилизованный человек должен уметь хорошо пользоваться компом, знать иностранный язык и уметь водить машину, — ответил ей я, заодно приняв то, что современным цивилизованным человеком я сам не являюсь — если исходить из высказанного мной.

— А кто за это заплатит?

— Я. — Мысли о том, что за все это мог бы заплатить ее Вова, мне и в голову не пришло.

— Дядя Петя, я могу взять кредит на машину, но тогда нам с Вовой жить будет не на что, — говоря это, моя Бау, кажется, как-то не заметила того, что сваливает на меня проблемы своего Вовы.

И я даже не вздохнул:

— Я помогу тебе. — Мысли о том, что я начинаю кормить не только ее, но и Вову, мне даже в голову не пришло.

— Хорошо вам, дядя Петя, вы такой свободный, — прошептала она; а я, постепенно привыкший к ее поглупению и вынужденный говорить только то, что должно быть ей понятно, ответил:

— Я заработал свою свободу…

…А между тем Бау делала карьеру.

Образование, полученное ей, принесло не только цветы, но и плоды; а о том, что она училась на деньги, заработанные мои трудом, как-то не вспоминалось.

Вова оставался Вовой; и ему все было просто. Если мужчине не сложно с женщиной, достигшей больших успехов, чем он сам — этот мужчина альфонс.

А она не хотела этого замечать…

…Однажды, одеваясь перед зеркалом, Бау проговорила:

— Родилась я Таней Епифановой, потом вышла замуж и временно стала Таней Авченко, а скоро кем я стану окончательно?.. — Слушая ее, я задумался о своем, вернее о ее, и не только не ответил ей, но даже не помог ей застегнуть лифчик.

Дело в том, что то — кем она станет скоро, я понимал.

Но этим пониманием делиться я не мог — мне было больно перед самим собой: подстилкой под дерьмо…

…А потом наступил момент, когда она сама сформулировала мое молчание:

— Вы считаете моего Вову быдлом? — спросила она; я промолчал и просто поднял на нее глаза.

И в моих глазах Бау прочитала ответ на свой вопрос.

— Дядя Петя, вы же плюете в мое лицо.

Ответить на ее слова я мог только одним:

— Никогда не ставь свое лицо туда, куда приличным людям хочется плюнуть…

…Жена собачьего сердца…

…Мне оставалось только одно: не видеть того, что я видел.

Потому что за то, что я видел, мне было стыдно.

Но появилось желание принять душ не перед встречей с ней, а после встречи…

…С тех пор как Бау связалась с Вовой, в ней пропала загадка.

Она становилась такой же простой, как ее избранник.

На моих глазах Бау превращалась в свой собственный мемуар, который был интересней, чем она сама — нынешняя.

Ее глупость была не страшной, а странной.