Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах - [166]
После «нежных революций» 1989–1990-х гг., распада СССР и Югославии, дружной переориентации славянских стран на вступление в Евросоюз и НАТО оценки славянского мира и славянского единства резко изменились, а мобилизация Средневековья для актуальных идеологических и исторических нужд стала происходить по новым схемам.
Во-первых, концепт локальности побеждает концепт единства. История славянства приобретает сепаратистский характер. На первый план вновь вышли национальные этногенетические легенды, а все связанное с интеграцией (в рамках «славянской взаимности» или какой-либо империи) отвергается и получает негативные оценки.
Во-вторых, при этом Средневековье оказывается необычайно востребованным, поскольку стереотипы человеческого сознания, особенно в области национальной идеологии, считают необходимым для нации иметь древнюю и славную историю, чем глубже уходящую в прошлое, тем лучше. Сегодня персонажи общей славянской истории национально приватизируются и становятся героями национальной или локальной истории. Персонажи древней истории славянства перестали быть символами единства, они стали маркерами особого, национального пути.
В-третьих, в современных национальных историографиях славянское единство в принципе не входит в число позитивных ценностей. Таковой считается ориентация на Европу. В прошлом активно выискиваются признаки ранней европейской ориентации. Особенно остро это проявляется в украинской и белорусской исторической политике, где всячески подчеркивается исконность европейского вектора развития. Для Восточной Европы это настоящий историко-культурный бум Великого княжества Литовского как средневекового европейского государства с настоящим рыцарством, магдебургским правом, королями и т. д. В Белоруссии реконструируются замки, средневековые крепости, ставятся памятники неизвестному рыцарю (в Мстиславле), любовно воспроизводятся быт и интерьеры эпохи княжества. Средневековая тематика вводится в гербы городов и государственную символику (в 1991–1995 гг. литовская «Погоня» — средневековый герб Великого княжества Литовского — была официальным символом независимой Белоруссии). В Чехии существует культ гуситского периода истории (1419–1452 гг.) как момента, когда чехи достигли наибольшего влияния на исторический процесс в Европе. В историческом самосознании Польши огромную роль играет период средневекового королевства и «Польши Ягеллонов» как сильного европейского государства. В Болгарии пересматривается роль в истории страны турецкого ига — оно уже не считается однозначно негативным, а освободительная миссия России подвергается критике, поскольку Россия якобы нарушила исторический путь Балкан, вмешалась в жизнь их народов, подвергла их своему влиянию. Предлагается новая интеграционная модель — вместо балканских народов, боровшихся с помощью России против ига за свою свободу, вводится понятие «человека балканского» как особого продукта культурного симбиоза, продукта османского влияния в регионе[1121].
Четвертый фактор — почему в странах, возникших на обломках славянского мира, велик интерес к Средневековью, — эстетический. Особенности облика средневековых славян стираются европейским универсализмом. Несмотря на желание привлечь к себе интерес (туристический, культурный, интеллектуальный), современные славянские государства мало что могут предложить из того, что заинтересовало бы мир. А Средневековье с его замками, рыцарями, орудиями пыток, легендами о замурованных дамах, полями великих битв (Косово 1389 г., Грюнвальд 1410 г., Орша 1514 г., Витков 1420 г., Липаны 1434 г., Мохач 1526 г. и т. д.) возбуждает интерес у потребителя исторического знания в широком смысле.
При этом умаляется фактор славянской культурной специфики и делается акцент на европейском культурном универсуме Средних веков. К примеру, в современной туристической индустрии в Праге для гостей столицы нет экскурсий в Табор, Витков, Липаны или к таким национальным святыням Чехии, как Королевские поля или гора Ржип. Зато проводится множество экскурсий по красивым замкам, соборам, памятникам прошлого, имеющим в своем облике больше общеевропейского, чем славянского или чешского.
Как мы видим, в отношении идеи славянского единства медиевализм оказался оружием обоюдоострым. Его использовали (и используют) как сторонники, так и противники этой идеи, причем одинаково успешно.
Чужое Средневековье: почему Немецкий орден не популярен в современной Прибалтике?
Современная Прибалтика является уникальным феноменом. И Латвия, и Эстония располагают замечательным культурным наследием эпохи Средневековья: несколькими десятками замков XIV–XVII вв. разной степени сохранности[1122]. В основном это замки-кастели. Часть из них сильно разрушена, и представляет собой романтические руины. Часть подверглись значительным перестройкам в XVII–XIX вв., когда некоторые замки были включены в усадебные постройки остзейского дворянства. Наиболее аутентичным в плане архитектуры считается Аренсборг (современный Курессааре), там даже сохранились некоторые интерьеры[1123]. К интересным древним строениям относятся церквизамки XIII в. на острове Сааремаа (прежнее название — Эзель). Они сильно перестроены, но все же являются примером исторических памятников движения крестоносцев. Глядя на них, мы можем воочию представить, как происходили христианизация и завоевание рыцарями Прибалтики. Тем более что церкви, как правило, стоят буквально в нескольких сотнях метров от латгальских или эстских хилл-фортов, остатков древних языческих поселений, как пишут археологи — «со следами жжения» в раскопанных постройках.
