MMMCDXLVIII год - [10]
Все приняли слова Любора за шутку.
Старый Сбигор-Свид, сопутствовавший Иоанна на праздник охоты, был тут же; скорыми шагами ходил он по Сборной палате, и тайно радовался перемене, замечаемой в Властителе. Всякая перемена была для него выгоднее настоящего положения.
Все прочие сезонники и царедворцы также ходили взад и вперед, не сводя глаз с роковой двери.
Пустота дворца никому не нравилась. Эхо расселилось по всем углам, ловило все слова и досаждало придворной скромности. Небольшая сырость давно необитаемых покоев, начинала уже действовать на здоровье некоторых; многие чувствовали необходимость подкрепить истощенные силы пищею, и возбудить бодрость духа семитравником, напитком, изобретенным Аравитянами, хранившими долго способ составления его в тайне, вновь открытым в 13 столетии Раймундом Люлли, и известным под именем живой воды, жизненного бальзама, почитавшегося — всем светом за извлечение эссенции из философского камня.
Уже более двух часов продолжалось испытание терпения; и, хотя нигде столько его нет, сколько в обитающих на стремнинах земного величия; но как все подобные люди считают себя людьми озабоченными делами и знающими цену времени, то жалобы их друг другу, на невозвратную потерю нескольких часов, были бесконечны. Некоторые говорили даже, что если это продолжится, то порядок во всем расстроен неизбежно. Многие, посматривая, то на двери, то на часы, готовы бы были предвещать всеобщую войну, повсеместный неурожай, голод, и вообще все несчастия, если б состояние Государства хотя не много походило на их беспокойную душу.
Пробило десять часов. Жалобные разговоры обратились в зевоту. Между тем дворцовые слуги осветили все комнаты. Выходящие из внутренних покоев были останавливаемы; на них сыпались со всех сторон вопросы: где Властитель? Что делает он?.. Но с словом: не могу знать! Сии пленники любопытства освобождались, а толпа ждала в дверях новой добычи.
Недоумение, неизвестность, долгое ожидание утомили всех, и наконец стали усыплять. В широких креслах, по углам покоев и между колоннами, терпеливо успокаивались и царедворцы, и сановники; дремота тяготела над ними, как над старцем прожитое столетие. По преданию, что утро мудренее вечера, некоторые скрылись, а остальные продолжали заглядывать в перспективу отдаления.
Вдруг один из служителей торопливо вышел из глубины покоев, и шопотом сказал, что Властитель изволил пойти в опочивальню.
— Как! — вскричали все, удивленные, подобно спутникам солнца, когда оно, против обыкновения остановило течение своё.
— Властитель будет проводить здесь ночь?
— Государь изволил мне приказать идти спать — отвечал служитель.
— Что это значит? — раздалось опять со всех сторон.
— Я стал освещать покои, где был Государь, а он и стал со мной милостиво разговаривать.
— О чем же? о чем? — вскричали все.
— О многом: изволил спрашивать откуда, как зовут, где жил, давно ли определен в истопники в Старый дворец. Я рассказал ему, как приехал из-под Оливии, как родной мой брат, дворцовый конюший, определил меня в истопники.
— Мрачен Властитель, или нет? — перервал общий голос рассказы истопника о самом себе.
— Лицо у него, правда, немного сумрачно, да речь такая веселая, что верно ничего нет на сердце.
С удивлением посмотрели все друг на друга, и потом продолжали допросы о том, что делал, что говорил Властитель.
Бедный истопник должен был повторять свои рассказы: как вошел в царский покой, как Властитель сидел, как встал с места, как прошел по комнате, как подозвал его к себе, как и о чем расспрашивал, и наконец, уходя в опочивальню, как велел, со светом придти к нему, и никого к себе не впускать без доклада.
— Если Государю угодно проводить здесь ночь, или совсем сюда переселиться, то мне должно было бы знать это прежде всех, для необходимых заготовлений и перевода прислуги, — говорил худощавый дворцовый блюститель, похожий на дух Юна, имеющего только одно протяжение в длину.
— Мне бы еще нужнее было знать это — сказал придворный, тучный как жрец Ваала, и румяный как монгольский идол Юлкурсун. — Перевести кладовую съестных припасов, погреб и кухню не так легко! Однако же, на всякий случай, я прикажу принести все необходимое по части утоления голода и жажды.
Подобное распоряжение было принято единогласным восклицанием:
— Прекрасно!
Утомленные Израильтяне меньше радовались небесной манне и коростелям.
Отданные приказания были исполнены скоро и точно. Жрец Мома пригласил всех в столовую, голосом, привыкшим угощать и хозяйничать, как гостеприимный Аль-Архан в свою гостиницу, лежавшую на пути от Бакора до новой Самарканды.
Сбигор-Свид, как не действительный уже член двора, не считал обязанностью разделять с прочими ни придворных беспокойств, ни радостей, ни трапезы. У него не была товарищей ни по положению, ни по сану, кому бы он мог открыть свои мысли и надежды; только дочь и наперсница её были поверенные его; и потому он торопился домой; в их беседах его мнения имели полный вес и такую цену, какую назначал он сам.
Клавдиана ожидала отца своего в рукодельном покое; у нее опустились руки, голова отяжелела. Грустная задумчивость прекрасной девушки есть такое состояние чувств, которое все гитовы с нею разделить, как завидное блаженство.
В сборник популярного писателя пушкинской поры Александра Фомича Вельтмана (1800-1870) вошли его исторические произведения, не переиздававшиеся ни в XIX, ни в XX веке: "Кощей бессмертный", "Светославич, вражий питомец", "Райна, королевна Болгарская"."Талант Вельтмана, - писал В.Г.Белинский в 1836 году, - самобытен и оригинален в высочайшей степени, он никому не подражает, и ему никто не может подражать. Он создал какой-то особый, ни для кого не доступный мир, его взгляд и его слог тоже принадлежат одному ему".Былина старого времени.
«Море житейское» — это в представлении художника окружающая его действительность, в которой собираются, как бесчисленные ручейки и потоки, берущие свое начало в разных социальных слоях общества, — человеческие судьбы.«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти.
Подборка из 14 стихотворений, в т. ч. посвящения А. С. Пушкину.
"Странник" – пестрая, многоплановая картина, объединяющая множество лиц: строевых офицеров и квартирмейстеров, солдат и крестьян, молдавских и валашских бояр и трактирщиков, бессарабских дам и слуг. Это в свою очередь вызывает языковую пестроту: на страницах романа звучит немецкая, греческая, молдавская, турецкая речь. Но в то же время это роман одного героя – Александра, Странника. Все остальные лица, появляющиеся эпизодически, создают фон, на котором развертывается рассказ о жизни и поисках молодого офицера, о становлении его личности.Тема "Странника" – история молодого человека – была подсказана временем. Большое влияние на замысел Вельтмана оказали те семь глав "Евгения Онегина", которые вышли к лету 1830 г.
В книгу вошел роман Александра Вельтмана `Странник` и другие произведения.Заключительная статья и примечания Юрия Акутина.
Разносторонность интересов и дарований Александра Фомича Вельтмана, многогранность его деятельности поражала современников. Прозаик и поэт, историк и археолог, этнограф и языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской академии наук, он был добрым другом Пушкина, его произведения положительно оценивали Белинский и Чернышевский, о его творчестве с большой симпатией отзывались Достоевский и Толстой.В настоящем сборнике представлены повести и рассказы бытового плана ("Аленушка", "Ольга"), романтического "бессарабского" цикла ("Урсул", "Радой", "Костештские скалы"), исторические, а также произведения критико-сатирической направленности ("Неистовый Роланд", "Приезжий из уезда"), перекликающиеся с произведениями Гоголя.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Сборник фантастических повестей и рассказов русского писателя Николая Петровича Вагнера.
В сборник входит фантастические повести «Днепровская Атлантида» и «Начало романа „Возвращение доктора Фауста“».
Сборник научно-фантастических произведений русского советского писателя Николая Николаевича Железникова.В состав сборника вошли роман «Голубой уголь», а также два рассказа — «Блохи и великаны» и «В прозрачном доме».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.