MMMCDXLVIII год - [11]

Наперсница ее несколько уже дней сряду выслушивала жалобы её на таинственность Иоанна, и несколько часов внимала упреки. Не упустив случая, с своей стороны излить несколько капель желчи на мужчин вообще, она как будто удовлетворила мщению своему, и уже равнодушно, молча, слушала слова огорчённой Клавдианы; иногда только, сквозь сон, который тяготел над ее очами, как казнь над головой преступника, произносила отрывисто звуки, подтверждающие слова Клавдианы.

Вдруг доложили о приезде Сбигора-Свида. Они очнулись; одна от дремоты, другая от задумчивости. Старик запыхаясь вошел в покой своей дочери.

— Что это значит? — сказал он, взглянув на нее. — Сегодня не только во дворце, но и у меня в доме чудеса?

— Что такое, батюшка? — произнесла Клавдиана.

— У тебя на глазах слезы?

По данному знаку, наперсница Клавдианы удалилась, а Сбигор-Свид значительным голосом, начал речь свою к дочери:

— Не хочу спрашивать о причине девических слез, особенно у той которой нисколько не приличны слезы, ни по званию, ни по блестящей участи, ожидающей ее.

— Какая блестящая участь?.. Кто вам сказал, батюшка? — прервала, его Клавдиана.

— Кто сказал? Сказали мне собственные глаза, да и глаза всех тоже скажут со временем.

— Вы были во дворце? Что Государь? — спросила Клавдиана.

— Время скоро решит это, но по всем догадкам, перемена ветра для нас должна быть благоприятна. Весь двор опустил крылья; Иоанн повернул круто; но это не мешает. Из долины гротов он внезапно приехал в Старый дворец и расположился в нем как на биваках. Может вообразить, как действовала на всех неожиданность. Но это обдумано. Мой всегдашний совет, кажется, взвешен, оценен и исполнен. На старое жилье, за старые привычки!

Тут Сбигор стал подробно описывать все происшествия дня. Клавдиана задумалась.

— Сверх всего сказанного, — продолжал он, — у меня родились некоторые сомнения. Противники мои скрывают от меня все, что только может относиться к моим выгодам и чести; однако же, Клавдиана, я узнал, хотя не вовремя, то, что Властитель, переодетый, в день 4-го Травеня, был у меня в саду!.. причина мне известна…

Клавдиана вспыхнула.

— Батюшка— произнесла она — кто вам сказал?..

— Что ж тебя так удивляет это? Может быть ты сама знаешь?

— Я знала, батюшка, но не смела вам сказать. Властитель желал этого молчания до времени… — произнесла, Клавдиана смущенным голосом.

— Ты говорила с Властителем? — вскричал отец Клавдианы, вскочив с места. Неподвижно смотрел он на дочь свою, и несколько минут стоял, как будто лишённый языка. Между тем Клавдиана, как преступница, с замешательством рассказывала ему про таинственную встречу.

— Слава Богу! — произнес он наконец, успокоенный рассказом. — Жаль только, что народ узнал его, когда он входил в мой сад. А я полагал, что Царь желал встретиться со мною, потому что, как Царь, он должен же был видеть, что с новыми людьми вещи не могут сохранить старый порядок!..

После сих слов Сбигор-Свид почтительно подошёл к своей дочери, обнял ее, и удалился в свои покои, приводить в порядок мысли и обдумывать все предположения, клонящиеся к благу отечества, которое так много зависело от его попечительности.

Часть третья

Он жаждал достигнуть до той высоты, с которой можно окинуть одним взором всю землю, и раскаялся — земля показалась ему черным пятном на ризе вселенной.

V

На другой день солнце блистательно восходило над вершиною Бугорлу, при подошве которой лежала некогда древняя Халкедония; тень от Леандровой башни легла поперёк пролива; шум пространной Босфорании проснулся.

Еще не успело пробить на городской башне восьми часов, как от всех уже мест и направлений, дорожки к старому главному дворцу были проложены и утоптаны заботливостью людей, без которых не стоит ни одно царское здание.

В несколько мгновений, все пустые покои сделались жилыми; и все, на своем и не на своем месте, ожидало появления Властителя. Царский дворецкий, близ дверей опочивальни, давно уже ждал пробуждения Иоанна и звука колокольчика; но вдруг к удивлению, его, громко раздалось:

— Филип!

Дворецкого звали не Филипом.

— Филип! — раздалось снова из царской опочивальни.

— Кого зовёт Царь? — спросил он у двух вестовых охранной стражи.

— Не знаем! — отвечали они.

По всему дворцу пошли искать Филипа, известного Царю; и наконец нашли его в сарае, взваливающего на себя вязанку дров. Это был Филип истопник. Придворные слуги окружили его и торжественно повели во дворец. Не смотря на уродливость его, на одежду и низкий сан, двери пред ним отворились, и он боязливо вступил в опочивальню царскую.

Дворецкий прислушивался в дверях; но Иоанн не так громко говорил с Филипом истопником, как произнёс его имя. Вскоре Филип вышел.

— Что? — спросили его.

— Властитель приказал подать себе завтрак и вина.

— Завтрак и вина? — повторил дворецкий с удивлением. — Вина, которого он никогда не пил?

— Да — отвечал истопник Филип — приказал мне скорее принести завтрак и вина.

— Тебе?

— Да, никому другому кроме меня не велел он входить к себе без приказания.

Дворецкий пожал плечами, и хотел исполнять волю Иоанна.

Чрез несколько минут золотой поднос отдан был на руки новому слуге царскому, и он отнес его в опочивальню; возвратясь, он объявил, что Царь требует к себе доктора, который на днях приехал в Босфоранию.