MMMCDXLVIII год - [8]

Молчание Иоанна порождало толки, соображения, выводы, заключения, и было главным основанием разговоров, — ибо, часто, мысль Царя есть участь народа.

— Худой знак, — говорили одни, — верно война с западным соседом.

— Не может быть — возражали все те, которые были с Иоанном, но время путешествия, — Иоанн расстался с Тором, как истинный друг.

— Зачем же оставлен там Ведатель Рован и отряд охранный, сопутствовавший Иоанна?

Заключениям не было конца, а задумчивость Иоанна была еще для всех тайною, как размышления Архимеда, но время падения Сиракуз.

Праздник Охоты в долине гротов, совершенно возмутил весь двор, а наконец и всю Босфоранию.

В день Св. Петра, любители охоты, в легких одеждах, на быстрых конях с запасом стрел, копий, пращей и ручного огнестрельного оружия, с собаками и соколами, собрались в долину гротов, находящуюся в расстоянии двух часов езды от города.

С одной стороны долины, пространный охотничий лес, населенный разными зверями, обведен был тенетами и уставлен капканами.

На лугу равнины, между крутыми скатами гор, устроены были пространные ограды, для травли и борьбы зверей с силачами, которые носили прозвание Леших. Особенные поприща были устроены для скачки и для метания стрел, за выпускаемыми птицами.

На скате левого берет долины были устроены народные увеселения и зрелища. В наметах показывались живые звери всех стран. При каждом был рассказчик, которого называли Эзопом. Обязанность его состояла в том, чтоб показывать любопытным зрителям басни, в лицах и описывать свойства животных, сравнивая их с свойствами людей. Часто, для совершенного подобия, звери и птицы были наряжаемы в различные одежды, сообразно сходству их с людьми; например, медведь, в кафтан грубого и необразованного; лиса, в древний оклад придворного… Только свинья и осел не имели особенной одежды, как космополиты; ибо для них везде хорошо, где только можно найти грязную лужу, нечистоту и сноп гнилой соломы.

Несколько часов уже как охота началась; звуки рогов раздавались и вторились в ущельях гор. Стечение народа в долине гротов волновалось как море; но все еще толпы оного тянулись по дороге Босфоранской.

Перед вечером, на вершине горы, раздался звук вестового орудия; это был знак прибытие Иоанна, принимавшего всегда участие в народных празднествах и увеселениях.

Верхом, на белом арабском жеребце, с своими сановниками, пронёсся он между народом и мимо всех зданий, наметов и охотничьего лагеря. Встречаемый и провожаемый повсюду приветствием радостного народа, он остановился подле мраморного водомета, находившегося на правой стороне долины, в некотором отдалении от поприща охоты и зрелищ, отдал коня и пошел по дерновым ступеням лестницы, которая вилась под тенью густого кустарника в царский грот, вырубленный в возвышенности скалы. Внутренность грота сего была украшена роскошью простой природы, а снаружи висела беседка с золотой решёткой. Отсюда было видно все празднество охоты.

Здесь было место отдыха Царя, и место ожидания охотников, приходивших к нему на поклон с добычею, и приглашавших на охотничий пир, которым обыкновенно и заключался сей день.

Иоанн не любил окружать себя толпою придворных; и потому собственно при нем были всегда только два дневальных воина охранной сотни, и Князь, Любор его любимец. Все прочие, принадлежавшие к двору и пышности царской, составляли в некотором отдалении особый круг.

Но в этот день Иоанн, расположенный к уединению, удалил от себя и любимца.

Вдали раздавался шум игр народных; вблизи нарушал тишину только высокий водомет, падающий в яшмовый бассейн.

Два дневальных воина, находившиеся при Иоанне, стояли при входе в грот, успокаивая двух царских жеребцов, которые рвались друг к другу, и кажется хотели броситься в драку.

— Отойди дальше! они перегрызутся и нас с тобой поколотят! — сказал один из дневальных.

— Как враги смотрят друг на друга! — говорил другой, отдаляясь с заводным вороным конём.

— Дай им волю, оба на месте лягут!.. Какое горло!.. Тс!

— Что можно дать за такого?

— Ничего не дам! Охота навязать на шею хлопоты! Стели постелю, целой день чисти, да еще и узду держи обеими! Нет, друг, тоска возьмёт! Мой конь не плясун, за то рысью на нем двадцать часов в день!.. Ну! Тише, проклятый!.. Что там еще за лошади? Видишь, поднял уши, как рога!..

— Эге! сюда скачут!

Вскоре подъехали трое верховых, в дорожных плащах; они остановились подле грота и сошли с лошадей.

— Властитель здесь? — спросил один из них.

— Здесь! — отвечал дневальный.

— Доложи, что привезены депеши из Западного Царства.

— Западного Царства? Властитель велел об депешах тотчас докладывать… да как доложить?..

— Подержи кто-нибудь из вас коня.

— Нет, любезный, держи сам, а мы и без доклада войдем!

С сими словами приезжие привязали лошадей своих к дереву, и не говоря ни слова вошли в грот…

— Что ж ты пустил без доклада? — сказал с сердцем дневальный, державший белого арабского жеребца.

— А ты за чем впустил?

— На чьи ж руки отдать жеребца?

— А у меня, пусты, что ли?

— У тебя заводной.

— Не тот-же чорт!

— Ну, смотри будет тебе беда, что впустил без доклада.

— А тебе что будет? Так пройдёт?