Мистификации Софи Зильбер - [8]

— Дорогая Софи, я очень рада, что ты пришла, — Амариллис Лугоцвет наполнила стаканчик нежно-розовой жидкостью и подала гостье, и та догадалась, что это, конечно, черносмородиновая настойка. Первый же глоток вызвал у Софи улыбку — она не обманулась в своей догадке.

— Домашняя? — спросила она, и Амариллис радостно кивнула.

— Ах, сколько всего можно было бы рассказать друг другу… — Взяв со столика коробку с гильзами, Амариллис ловкими движениями набила себе сигарету. — Ты куришь? — спросила она.

Софи взяла у нее самодельную сигарету и предложила ей взамен свои, египетские.

— Нет, спасибо, — отвечала Амариллис, — я уж очень привыкла к этой смеси, от твоих только раскашляюсь. — Она достала из коробки еще одну гильзу и равномерно набила ее табаком, с наслаждением вдыхая его запах.

Сколько же, в сущности, пробежало лет? Софи попыталась мысленно проследить год за годом, выстроить их в ряд и примерно прикинуть число. Будучи актрисой, она отвыкла всерьез принимать движение времени. А теперь, когда ей удалось наконец получить постоянный ангажемент и с нынешней осени для нее начнется оседлая жизнь, она и вовсе не хочет думать о годах. С каждым новым сезоном она будет менять амплуа, вот и все.

— Твоя мама скончалась у меня на руках.

Софи очнулась от своих мыслей.

— У тебя на руках?

Она сама удивилась, как легко перешла на «ты». О, боже, смерть матери, как давно это было и как давно она об этом не вспоминала! Это случилось здесь, в поселке. И Зильбер был при этом. Его тоже много лет нет в живых, того самого Зильбера, чье имя она носит. Она почувствовала потребность глотнуть настойки.

— Милая Софи, ее смерть была легкой, можешь мне поверить.

Невероятно, но Софи ничего не могла вспомнить. Ей стало не по себе. Не помнить, как умирала ее родная мать? По телу у нее побежали мурашки. А если такие провалы в памяти будут повторяться?

— О такой смерти можно только мечтать! — Амариллис Лугоцвет почти скрылась за облаком дыма от своей сигареты. — Итак, за тебя! — сказала она, подымая свой стаканчик.

Кто-то зацарапался в дверь, и она немедля открылась словно была только притворена. Софи вздрогнула и уронила сигарету, нагнулась за ней, чтобы не прожечь ковер и, скользнув взглядом по полу, заметила таксу, которая приближалась к ней мелкими, но полными достоинства шажками.

— Макс-Фердинанд, — заявила Амариллис Лугоцвет, — опять ты опаздываешь.

Макс-Фердинанд завилял хвостом и трижды стукнул им Софи по ноге, потом вскочил на стул, стоявший между Амариллис и Софи у конца стола, и воззрился на них ласковыми и преданными глазами.

— Все они одинаковы, — сказала Амариллис. — Уже его прадед не имел ни малейшего понятия о времени.

Песик зевнул, словно ему надоело слушать, как обсуждают его недостатки. Он прилизал языком несколько непокорных волосков у себя на груди и скучающе взглянул в окно.

— Так вот, дорогая Софи, мы пригласили тебя сюда, — продолжала Амариллис, — и в свое время ты все узнаешь.

Макс-Фердинанд весело взглянул на Амариллис и поставил свои отвислые уши торчком — насколько это было возможно.

— Мы? — спросила Софи.

— Очень милые люди, — ответила Амариллис Лугоцвет. — Немножко своеобразные, но в общем очень милые и доброжелательные. Ты еще с ними со всеми познакомишься. Время ведь для тебя роли не играет. Я полагаю, тебе хочется немного отдохнуть от твоих бесконечных странствий.

На столе откуда ни возьмись появилась вдруг тарелка собачьих галет.

— Извини, — сказала Амариллис, — но он становится невыносим, если его вовремя не покормить. В желудке у него часы идут точно. — И она пододвинула тарелку к собаке, а та положила на стол передние лапы и принялась за еду.

Софи встала.

— Я очень долго просидела в поезде, — немного растерянно сказала она.

— Тебе надо отдохнуть, — откликнулась Амариллис Лугоцвет. — Мы еще не раз с тобою увидимся. Я очень рада твоему приезду. — Она проводила Софи до сеней. — Ложись пораньше спать и постарайся хорошенько выспаться.

На дворе за это время, как видно, прошла гроза. Цветы местами поникли, полегла трава. Как это она ничего не заметила! Дождь еще шел, хотя и мелкий. Софи пыталась открыть складной зонтик.

— С таким малюсеньким зонтиком в лесу ты вымокнешь до нитки, возьми лучше этот… — И Амариллис Лугоцвет протянула Софи большой пестрый деревенский зонт, под которым могли бы уместиться три человека.

— Итак, до скорого свидания, — сказала Софи, с удовольствием вдыхая наполненный озоном воздух. Когда она опять шла краем большого луга, ей вспомнилось, что в дни ее детства они всегда называли это место «Нарциссовым лугом».

* * *

«Эти огненные лилии…» — подумала она. Надо было ей спросить про них у Амариллис Лугоцвет. Не она ли подстроила, что их поставили здесь, в комнате. Если да, то на что ей этим намекают, какой хотят подать знак?

Она приняла освежающую хвойную ванну, подновила свой грим, вообще привела себя в порядок, словно для выхода на сцену, хотя сама не знала, в какой роли. Надела элегантное шелковое платье, обращавшее на себя внимание не столько расцветкой, сколько изяществом линий, к нему — нитку жемчуга и только одно кольцо. Она могла себе позволить носить красивые туфли, — ноги у нее не отекали и не были покрыты узлами вен. Вынув из сумки носовой платок, губную помаду, пудреницу, она переложила их в маленькую вечернюю сумочку стиля «модерн», металлическая защелка которой была украшена тисненым цветочным орнаментом. Первое впечатление чаще всего бывает решающим. Она проверила, хорошо ли держатся накладные ресницы, и, включив полный свет, с удовлетворением отметила, что пудра лежит ровно. Никогда нельзя знать, — бывает, что твоя судьба решается в самый неожиданный момент. Ее уже охватило то приятно щекочущее возбуждение, которое она обычно испытывала перед первым спектаклем на новом месте. А когда она спускалась по лестнице, то почувствовала себя такой окрыленной, что замурлыкала едва слышно мелодию какой-то песенки. До нее донеслось звяканье ножей и вилок и тихий шелест голосов с одной стороны, а с другой, где, по-видимому, находилась кухня, тот веселый гомон, которым сопровождается приготовление пищи.