* * *
Все пошло-покатилось в один прекрасный весенний вечер последнего года Сатурна, вернее? в тот самый миг, когда Амариллис Лугоцвет споткнулась о камень и так ушибла большой палец ноги, что даже искусство волшебства, коим она владела, не помогало ей унять пронзительную боль. Лишь после того, как фея Наступающей Прохлады коснулась ушиба тонкими перстами, а Пери Бану дохнула на него живительным зефиром, боль перешла в легкое покалыванье, когда же собачка Макс-Фердинанд — семнадцатая по счету такса с этой кличкой, принадлежащая Амариллис Лугоцвет, — вдобавок еще лизнула ей палец своим горячим язычком, припухлость и вовсе опала и можно было опять всунуть ногу в туфлю.
Три феи гуляли, они собирались обойти вокруг озера, дошли уже до дуба на той стороне, где горы чуть отступают от берега, и теперь искали уютное местечко, чтобы немного отдохнуть и подкрепиться. К несчастью, была суббота, и подходящая для этой цели кофейня оказалась закрыта: ее владельцы исповедовали Моисееву веру и соблюдали ритуальный покой. Однако три дамы не спешили по столь ничтожному поводу пустить в ход свои тайные силы, — они хотели прежде хорошенько осмотреться.
Вскоре они очутились перед очень живописным и очень старым охотничьим домиком, стоявшим на яркой зеленой лужайке меж двух невысоких скал, поросших лишайником, кустами и деревьями. От времени и непогоды бревна, из которых был сложен домик, потемнели, а поскольку дело шло к вечеру и на окна уже пала густая тень, трудно было разглядеть, есть кто внутри или нет.
Наметанный глаз Амариллис Лугоцвет мгновенно подмечал все мало-мальски незнакомое в привычном окружении. Вот и сейчас она сразу углядела, что по обе стороны входной двери полыхают огненные лилии, а ведь вчера их здесь не было. И тут на ее лице, затененном широкополой соломенной шляпой с лентами, в глубоко посаженных главах и в уголках тонкогубого рта мелькнула едва уловимая усмешка. Всего несколько произнесенных шепотом слов — и на глазах у двух других фей, застывших в независтливом изумлении, перед дверью домика вдруг прыснули из земли и распустились нарциссы.
— Посидим здесь немножко, — предложила Амариллис Лугоцвет, и они втроем уселись на деревянную скамью, с которой хорошо виден был охотничий домик. Чтобы не привлекать к себе внимания, все три феи были одеты как местные жительницы. Штирийские платья очень хорошо сидели на них, хотя лица китайской феи Наступающей Прохлады и персидской Пери Бану совсем не вязались с их одеждой. Зато их стройные шейки горделиво выступали из шелковых косынок с бахромой, а цвета их нарядов превосходно сочетались, — ведь Амариллис Лугоцвет приложила к этому делу свою чудодейственную руку. Сама она, с тех пор как поселилась в этих краях, носила только местный костюм, а потому ей были ведомы все его хитрости — как положить юбку красивыми сборками, как повыигрышней отделать ее узкой, но яркой тесьмой и покрасивей обшить пышные рукава блузки наитончайшими кружевами.
Не удивительно, что и все остальное в нарядах двух заезжих фей было подобрано наилучшим образом — башмаки, чулки, суконные жакеты и пестрые сумки из тесьмы. Амариллис Лугоцвет ухитрилась даже заплести их тяжелые черные волосы в косы и выложить им на голове замысловатые прически. Вид их радовал глаз, и Амариллис Лугоцвет не без гордости любовалась своим творением. К счастью, курортников, которых они могли бы удивить, было еще мало. А местные жители за все эти годы так привыкли к Амариллис Лугоцвет и ее частым гостям, — не осталось в живых уже никого, кто бы мог с точностью сказать, когда она сюда приехала, — что почти не обращали на них внимания.
Прошло совсем немного времени, и аромат нарциссов сделал свое дело — проник в охотничий домик, и его дверь вдруг распахнулась сама собой. Макс-Фердинанд, — он лежал у порога, — вскочил и, вскинув мордочку, принюхиваясь и чихая, вбежал вовнутрь. Три феи последовали за ним, и едва они переступили порог, как входная дверь опять захлопнулась. Они очутились в узких темных сенцах, перед полуотворенной дверью в комнату, откуда просачивался свет — луч заходящего солнца — и доносились мужские голоса. Едва лишь феи услышали эти голоса, лица их разгладились и помолодели, — лица не то чтобы старые, но отмеченные тем строгим достоинством, которое является признаком зрелых лет. На щеках заиграл румянец, а глаза расширились и заблестели, словно в них накапали белладонны. Даже с оголенных рук Амариллис Лугоцвет сбежали веснушки и мелкие морщинки, и они опять стали налитыми и белыми, как в те времена, когда за ней ухаживал Альпинокс, — но это уже совсем другая история. Тем временем нетерпеливый Макс-Фердинанд толкнул вторую дверь, и феи увидели четырех мужчин, — прервав игру и еще держа в руках карты для тарока, они, один за другим, поднимались из-за стола.
— Король Альп, — сообщила своим спутницам Амариллис Лугоцвет, прежде чем кто-либо из мужчин, спешивший подглядеть раскрытые карты соседа, успел произнести хоть слово.
Тот, кого она представила, высокий дородный мужчина в костюме горца, с белыми, как снег, волосами, поклонился и протянул ей руку.
