Мистериозо - [79]

Йельм отправился вслед за Сёдерстедтом и Нурландером в их комнату; на нем уже была его джинсовая куртка, он был готов ехать. Нурландер с радостью умчался на свое первое серьезное задание после поездки в Таллинн, он оживился и едва не прыгал — хотя все еще прихрамывал на обе ноги.

Сёдерстедт потянулся за своей курткой, висевшей на вешалке, но Йельм остановил его и прикрыл дверь.

— Меня удивляет только одно, — сказал он, глядя на А. Сёдерстедта, в прошлом одного из ведущих адвокатов Финляндии, в 1979 году защитника связавшегося с мафией Яри Малинена. — Почему полиция?

Арто Сёдерстедт посмотрел ему прямо в глаза и взял в руки куртку.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил он, нехотя натягивая куртку.

— И почему Швеция?

Сёдерстедт смирился. Он тяжело опустился на стул и глухо произнес:

— Почему Швеция? Это просто. Я был слишком заметен в Финляндии, мое имя было известно, за ним закрепилась репутация. Я был молодым преуспевающим адвокатом, который спасал граждан с пухлыми кошельками из самых роковых переделок. Мне некуда было спрятаться в Финляндии.

Он помолчал и внимательно посмотрел на Йельма. Впервые в жизни худощавый финн выглядел совершенно серьезным. Он скривил горькую гримасу и продолжил:

— А вот почему полиция, это вопрос посложнее. В 1980-м мне было 27 лет, я только что стал совладельцем фирмы «Коивонен, Кранц и Сёдерстедт». Чертовски привлекательно. Все, к чему я стремился в моей тогда еще недолгой, но крайне амбициозной жизни, осуществилось. И вот я берусь за дело одного прожженного мошенника. В общем-то, ничего нового, я защищал таких всю свою взрослую жизнь. Но на этот раз все пошло как-то не так. За респектабельным фасадом скрывалось самое отвратительное ремесло, которое только можно было себе представить: нечто вроде сексуальной работорговли… в общем, это сложно объяснить… В закрытую Финляндию, страну, которая отказывалась принимать иммигрантов, хлынул поток наркоманок-азиаток, которые продавались на своеобразных… аукционах. Конечно, я помог ему выкрутиться, и он смог продолжать заниматься своим бизнесом, но что-то во мне перевернулось. В этом щеголеватом человеке за безупречной внешностью скрывалось мерзейшее отношение к человеческой жизни, и я вдруг увидел в нем свое будущее. Будущее защитника таких вот красивых фасадов. Я не захотел плавать в этом дерьме. Я переехал с семьей в Швецию, получил шведское гражданство и постарался стать незаметным. Я промучился пару лет, не находя себе места в новом обществе, но потом стал полицейским, вероятно для того, чтобы попытаться изменить систему изнутри. Да, изменить ту самую систему, которую, как мне казалось, я знал досконально с обеих сторон — с лица и с изнанки. Но, как это обычно бывает, ничего у меня не вышло. За время работы в Стокгольме я приобрел репутацию «неудобного полицейского», был отправлен в Вэстерос и остался там. Можно сказать, что я во второй раз ушел в подполье, работа в полиции стала ежедневной рутиной, семья моя разрослась, и я прочел столько книг, сколько смог, вместо того, чтобы тратить свои силы на работу; все это получалось само собой. Каким-то образом Хультин раскопал меня в анналах полиции, не спрашивай как. The end.[66]

Сёдерстедт поднялся: с легкостью или с трудом — большой вопрос.

Йельм видел перед собой другого человека. Паяц пропал. Перед ним был профессионал с принципами, который принял последствия своей моральной позиции, который ради нее отказался от миллионных гонораров, отказался от всей прошлой жизни, сменил страну, язык и саму жизнь ради того ее понимания, к которому он когда-то пришел. «Бунтарь», — подумал Йельм.

— Кто первый добежит до машины? Чур последний — лягушка без ноги! — крикнул бунтарь и прибавил ходу.

В этот солнечный день двадцатого мая председатель правления концерна «Ловиседаль» Якоб Лиднер находился у себя дома в Лидингё. Ян-Улов Хультин припарковал свой «вольво-турбо» возле его роскошной виллы и позвонил. Раздался высокий громкий звон, прокатившийся по всем комнатам дома и вылетевший в сад. Именно оттуда, из-за угла, твердо ступая, и вышел сам Лиднер. Это был пожилой импозантный мужчина с императорским взглядом в белом, украшенном монограммой купальном халате. Седой, белокожий и взъерошенный, как будто только что из ванной. Вблизи от него пахло хлоркой.

— Прекратите меня беспокоить, — сказал он комиссару и тут же продолжил, не давая тому вставить слово: — Я устал от журналистов. Я обычный пенсионер, который хочет спокойно дождаться смерти. Перестаньте донимать меня вопросами обо всех перипетиях в правлении. Я понимаю, что вы хотите любой ценой протащить туда людей прессы, но мы в первую очередь защищаем интересы бизнеса.

Наконец-то пауза, чтобы перевести дыхание.

— Разве я похож на журналиста? — спросил Хультин, надевая на нос свои полукруглые очки.

— Конечно! — сказал Лиднер и щелкнул пальцами. — Хотя вы ведь не журналист, не так ли?

— Я комиссар Ян-Улов Хультин. Я руковожу расследованием того самого дела, которое окрестили в газетах «убийством грандов».

— Ага, — сказал Лиднер. — «Группа А». Подходящее название. Не то что «А-Пресса».