Мистериозо - [81]

«Группа А», полностью деморализованная, разбросанная по залу, думала даже не о том, обретет ли свободу половинка дуэта Игорей, сколько о том, как это получилось, что один из самых известных и — безусловно — самый дорогой адвокат Швеции выступает защитником русского контрабандиста.

То, что они наблюдали, было поединком Тайсона и «Малыша» Эклунда, который логично закончился тем, что судья выдал по первое число и обвинителю, и полицейским властям за то, что они вынуждают систему правосудия тратить время и деньги на рассмотрение дел с заранее предрешенным исходом. В довершение всего освобожденный Александр Брюсов еще в зале суда бесследно исчез — как в воду канул. Ни один человек не видел, как он покинул здание. — Что это было? — осмелился задать вопрос Гуннар Нюберг, когда все собрались на вечерней летучке в Главном штабе борьбы. Туман разочарования висел в комнате, где собралась вся «Группа А», и сквозь него слабо просматривалась фигура хотя и не павшего, но все же серьезно раненного полководца Хультина, сидевшего за своим столом. Он сосредоточенно катал между пальцами шариковую ручку. Не отрываясь от этого поистине Сизифова труда, он горестно произнес:

— Вопрос очень прост. Означает ли то, с чем мы только что столкнулись, что у банды Виктора-Икс достаточно денег, а также контактов внутри шведской системы правосудия, если они так легко вытащили Брюсова?

Вопрос остался без ответа — хотя и не был задан как риторический.

«Группа А» пыталась по возможности разгрузить Стокгольмскую полицию и взять на себя как можно больше ночных дежурств по охране членов правления концерна «Ловиседаль» 1991 года.

Йельм провел одну ночь у человека по фамилии Бертильсон, а другую у человека по фамилии Шрёдениус. Справедливости ради скажем, что еще две ночи он все же провел дома в Норсборге.

Он не общался с Силлой, которая все еще жила на даче в Даларё. Ему ничего не оставалось, кроме как назвать все это «женской тайной» и довериться судьбе. Наверное, самое худшее, что он мог сделать, это навязывать себя. Он видел ее одиночество. Данне и Тува жили независимой жизнью: Данне по большей части пребывал один в своей комнате, а Тува часто гостила у подружки Миллы, чьи родители любили, когда она заходила к ним домой, но, как казалось Йельму, посматривали на него с упреком. Он загружал холодильник едой и думал о том, кого именно надо упрекать.

Тува сказала ему, что пятно на его щеке чем-то похоже на астрологический символ, правда, она не помнит, какой именно. И только на следующее утро, когда он уже собрался уезжать, она сказала ему, что оно похоже на символ Плутона — букву P и маленький горизонтальный штрих под ее петелькой. Он спросил, что это означает. И Тува с ясным и невинным взглядом ответила, что не имеет никакого представления.

— Ты придешь в школу на праздник окончания учебного года? — спросила она. — Мама придет.

— Я постараюсь, — ответил он и ощутил, как у него засосало под ложечкой.

В машине он размышлял о том, что такое Плутон для Тувы: веселый пес из диснеевского мультика, самая отдаленная планета солнечной системы или древний бог смерти?

Когда он вошел в комнату, Чавес еще не включил свой компьютер. Это было очень необычно. Он сидел и крутил ручку кофемолки.

— Скоро июнь, — медленно произнес он.

— У тебя горят какие-то планы на лето? — садясь, спросил Йельм.

— Да, и чем дальше, тем ярче, — ответил Чавес и посмотрел в маленькое окошко, в верхнем правом углу которого виднелся клочок ярко-синего неба. Затем он как будто о чем-то вспомнил.

— Да, — сказал он, собрав воедино свои разбредшиеся мысли. — Тебе тут звонил один. Он должен перезвонить.

— Кто?

— Не знаю. Забыл спросить.

Йельм подумал о серьезной служебной ошибке.

— А как он говорил?

— Как говорил? С гётеборгским акцентом.

— Ага, — сказал Йельм, и в нем снова проснулась надежда. Он набрал длинный номер и застыл с трубкой в руке.

— Хакзелль? — заорал он в трубку. — Это Йельм.

— Мне кажется, я кое-что вспомнил, — протрещал в трубке голос Рогера Хакзелля из кабачка «Хакат и Малет». — Это случилось через пару лет после того, как я начал ставить джазовые записи у себя в заведении.

— Никуда не выходи, оставайся на месте, — отвечал ему Йельм, идя к двери. — Я уже еду. — Чавесу он на ходу бросил:

— Передай Хультину, что я и Черстин уехали в Вэксшё. Мы дадим о себе знать.

— Подожди! — прокричал Чавес ему вдогонку. Йельм без стука вошел в комнату 303. Гуннар Нюберг и Черстин Хольм сидели рядом и пели сложный григорианский церковный гимн. Йельм в изумлении замер на пороге. Они допели до конца, словно не заметив его. Вошедший вслед за ним Чавес врезал дверью ему по спине и тоже остановился. Когда Хольм и Нюберг умолкли, Йельм и Чавес долго аплодировали. Затем Йельм сказал:

— Мне кажется, у нас клюнуло в Вэксшё. Ты со мной?

Черстин Хольм взглянула на него и, не говоря ни слова, стала натягивать свой маленький черный кожаный пиджак.

— Меня захватите? — спросил Чавес.

Все трое вылетели в Вэксшё. Присутствие Хорхе делало невозможным любые интимные разговоры между Паулем и Черстин. Но оба были не внакладе. С туннельным зрением было покончено.