Мистер Пип - [65]

Шрифт
Интервал


«Я называл себя Пипом, а потом и все меня стали так называть» — одна из самых любимых строчек в литературе. Вот он я — пожалуйста, примите меня таким как есть. Это то, с чем сиротские приюты выпускают в мир своих подопечных. Это то, с чем эмигранты высаживались на далекие побережья Тихого океана. Это то, с чем мистер Уоттс просил согласиться партизан. Но я не могла принять идиотский вегетарианский магазин, названный именем Пипа — «В Рочестере у Пипа».


До поезда в Лондон оставалось еще два часа, которые нужно было чем-то занять, и я решила пристроиться в хвост экскурсионной группе. Женщина из Центра Чарльза Диккенса в Истгейт Хауз вела группу вверх по лестнице ратуши, где Пип подписал контракт на обучение у Джо Гарджери. От ратуши мы немного прошли вверх по холму, и в какой-то момент я поняла, что мы идем той же дорогой, по какой Пип направлялся к мисс Хэвишем. Эта дорога уже была известна мне, я ходила по ней много раз в качестве страстного читателя на острове на другом конце света.


Женщина из Центра указала на двухэтажное поместье — это и был Сэтис Хауз. Здесь я узнала кое-что новое. Мистер Диккенс позаимствовал это имя и назвал так более просторный и импозантный особняк возле пивоварни, куда он и поместил мисс Хэвишем и Эстеллу.


После короткой прогулки по парку, мы остановились на дороге, глядя назад на ворота — те самые ворота, где Эстелла впервые встретила Пипа и высокомерно назвала его «мальчик». Подъехало такси, и оттуда выбрался молодой человек, по виду — типичный яппи. Он коротко взглянул на нас. Мне показалось, что он недоволен. Экскурсовод пояснила, что дом мисс Хэвишем теперь используется как апартаменты. Мы смотрели, как молодой человек миновал ворота и пошел по дороге. Мы смотрели, как он поставил портфель, и вставил ключ в дверной замок. Дверь открылась и закрылась. Наши взгляды принялись бесцельно блуждать. Мы постояли какое-то время, просто рассматривая окрестности и ни о чем не думая. «Ну что же», — сказал кто-то, наконец. Экскурсия отправилась обратно к Истгейт Хауз. Я поднялась по лестнице вслед за остальными, и столкнулась с мисс Хэвишем в белом свадебном одеянии. Она застыла, стоя за стеклом, повернувшись спиной к зрителям. Вечность, несмотря ни на что.


Мне бы хотелось, чтобы она повернулась, хотя бы немного, чтобы увидеть уставившуюся на нее черную женщину. Экскурсия заканчивалась в кабинете мистера Диккенса. Манекен самого автора сидел, откинувшись на спинку кожаного кресла, вытянув вперед ноги и расслаблено сложив руки. Веки были полуопущены. Мы шли мимо мистера Диккенса, пока он о чем-то думал. Мужчина, стоящий рядом со мной за ограничителем, прошептал, так что я услышала:

— Я встречал мистера Диккенса, и это не он.


Он улыбнулся и отвернулся. Я не старалась переубедить его. Но если бы мне пришлось — вот, что я ему бы сказала.

У мистера Диккенса, которого я знала, тоже была борода, худое лицо и глаза, которые как будто ждали момента соскочить с лица. Но мой мистер Диккенс часто ходил босым и в рубашке без пуговиц. Кроме особых случаев, например, когда он учил нас — тогда он надевал костюм.


Недавно я внезапно поняла, что никогда не видела его с мачете. Его оружием были истории. Однажды, очень давно и в очень сложных обстоятельствах, мой мистер Диккенс научил каждого из нас, детей, что наш голос — особенный, и мы должны помнить это, когда бы им не пользовались. А еще помнить, что, чтобы ни случилось, никто не сможет отобрать у нас этот голос. На короткое время я сделала ошибку, забыв этот урок. Среди почтительного молчания я улыбалась еще кое-чему, чего они не знали. Пип был моей историей, хоть я была девушкой, с лицом черным как ночь. Пип был моей историей, и завтра я попробую сделать то, что не удалось Пипу. Я попробую вернуться домой.


Рекомендуем почитать
Пьяное лето

Владимир Алексеев – представитель поколения писателей-семидесятников, издательская судьба которых сложилась печально. Этим писателям, родившимся в тяжелые сороковые годы XX века, в большинстве своем не удалось полноценно включиться в литературный процесс, которым в ту пору заправляли шестидесятники, – они вынуждены были писать «в стол». Владимир Алексеев в полной мере вкусил горечь непризнанности. Эта книга, если угодно, – восстановление исторической справедливости. Несмотря на внешнюю простоту своих рассказов, автор предстает перед читателем тонким лириком, глубоко чувствующим человеком, философом, размышляющим над главными проблемами современности.


Внутренний Голос

Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.


Огненный Эльф

Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…


Тебе нельзя морс!

Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)


Авария

Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.