Мистер Пип - [64]
Долгие годы я не вспоминала о том разговоре. Наверное, я просто отгородилась от него, как и от многих других вещей. Теперь, вспомнив о нем снова, я думала, собирался ли мистер Уоттс покинуть остров без меня. Потому что теперь, спустя столько лет, думаю, что почувствовала тогда, как мы разделились, как между нами пролегла граница. Я говорю «граница», хотя, наверное, лучше было бы сказать «занавес». Занавес упал между мистером Уоттсом и его самым преданным зрителем. Он собирался уехать, а я должна была отойти назад, присоединиться к фигурам прошлого. Я была бы для него лишь маленькой точкой на острове, когда бы он покидал его на лодке мистер Масои, направляясь в новую жизнь. Я знала, что это должно было произойти, что это произошло бы, потому что именно это и случилось со мной. С того момента, как я уехала, я ни разу не оглянулась назад.
Дорога на поезде назад к Лондон Бридж казалась нескончаемой. Я чувствовала странную подавленность. Как будто падала в собственное прошлое. В тоску, которую ощущала когда-то, пока потоп не смыл все. Я посмотрела в окно вагона. Вид весенней распускающейся зеленой листвы был не в силах поднять мне настроение. Поющий кондуктор не вызвал даже улыбки. Когда я выходила со станции, то практически тащила себя вверх по ступеням на улицу. Усталость. Откуда она взялась?
Я запросто взбиралась по крутым горным дорожкам. Как могут сравниться с ними несколько жалких лестничных пролетов, на которых выстроились нищие и цыганята, у которых глаза бегали быстрее молнии? Я шла домой, жалея, что мне некуда больше направиться. Я взобралась по ступенькам пансиона, покрытым вытертым ковром, и, открыв дверь в комнату, замерла на какой-то момент на пороге, будучи не в силах войти.
Здесь были все самые важные вещи в моей жизни: фотография Диккенса на лошади; статья, увеличенная до размера плаката, объявляющая о выходе «Больших надежд» в виде книги; мой стол и груда бумаги, именуемая моей диссертацией. Она пробыла здесь весь день, ожидая, когда я вернусь из Грейвсенда со свежим материалом. Она напомнила мне мистера Уоттса с его секретной тетрадкой, который ждет наши отрывки. Что же, у меня нет ничего нового. Все, что я притащила назад с собой — это тяжесть, сидевшую глубоко во мне, в костях, и которая быстро охватывала всю меня, подобно плохой погоде. Все о чем я была способна думать, это о том, чтобы лечь в кровать.
Там я и осталась.
Шесть дней я вставала, только чтобы сделать себе чашку чая или поджарить яйцо, или полежать в узкой ванне, уставившись в потрескавшийся потолок. Дни наказывали меня своей медлительностью, нагромождая на меня час за часом, распространяя свое уныние по комнате.
Я слушала, как автобусы, идущие мимо пансиона, переключают передачу. Я слушала шуршание шин по мокрой дороге. Я лежала в кровати и слушала, как женщина, жившая внизу, собирается на работу. Как она включает душ, как пронзительно свистит ее чайник. Я ждала, когда она пройдет под моим окном, и, когда этот краткий контакт с внешним миром обрывался, я закрывала глаза и просила стены позволить мне снова заснуть.
Доктор бы сказал, что у меня депрессия. Все, что я читала после этого, подтверждало, что, видимо, так оно и было. Но когда она окутывает вас со всех сторон, то не объясняет, что происходит. Совсем нет. Вы просто сидите в темной-темной пещере и ждете. Если вам повезет, вы увидите крошечный луч света, а если вам очень повезет, то луч света будет расти и расти, пока в один прекрасный день пещера не окажется позади, а вы на — свободе под солнечным светом. Так это произошло со мной.
Однажды утром я проснулась и отбросила одеяло. Я встала раньше, чем женщина, жившая внизу. Я подошла к своему столу. Я должна была сделать то, что откладывала слишком долго. Я взяла верхний лист «Сирот Диккенса» и написала на обороте: «Все называли его Пучеглазым».
Я написала это предложение шесть месяцев назад. За последующие месяцы я написала все остальное. Я пыталась описывать то, что произошло на острове со мной и с мамой. Я не пыталась ничего приукрасить. Все говорили то же самое о Диккенсе. Все любили его персонажей. Да, во мне что-то изменилось. Становясь старше, я стала любить его героев меньше. Они были слишком громкими, слишком гротескными. Но сдерните их маски, и вы поймете, что их создатель знал о человеческой душе, ее страданиях и тщеславии. Когда я рассказала отцу о смерти матери, он не выдержал и зарыдал. Так я поняла, что все же могу приукрашивать. Но в жизни, а не в литературе.
Я решила уехать из Англии, но должна была еще кое-что сделать на прощание. Для этого нужно было отправиться в Рочестер, где Диккенс нашел одно или два знаковых места для «Больших надежд».
Когда вы приезжаете в Рочестер, вас сразу охватывает ощущение, что вы просто обязаны полюбить это место. Оно напоминает почтовую открытку с видом английской деревни, такой, какой она должна была быть в тысячу восемьсот как-то году. Вы гуляете по мощеным дорожкам и задыхаетесь от умиления. Куда ни посмотри — Диккенс, и владелец магазина, и ресторатор, и даже старьевщик. Вы можете зайти в кафе «Фейджин» (персонаж «Оливера Твиста»), перекусить «У миссис Бамблс» или же выбрать «Вкус двух городов».
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.