Мистер Пип - [61]

Я вышла к ней на кухню. Она двигалась медленно. Видимо, ее беспокоило бедро.

— Миссис Уоттс, вы помните, чтобы мистер Уоттс когда-нибудь носил красный клоунский нос?

Она опустила пакетик чая в чашку и замерла, задумавшись.

— Никогда его с ним не видела. Хотя меня бы это не удивило.

Я ждала, когда она спросит меня, почему я задала этот вопрос. Я ждала и ждала. Будь я собакой, то уселась бы на задницу и вывалила бы язык. Но она не спросила. Выключила чайник и налила воду в чашки.

— У меня есть немного бисквитов. Афгани (традиционные новозеландские бисквиты из кукурузных хлопьев).

— Не откажусь, миссис Уоттс.

Она сказала:

— У меня бывает не так уж много гостей. Я специально вышла их купить.

— Спасибо, миссис Уоттс. Очень любезно с вашей стороны.

Я последовала за ней обратно в комнату вместе с подносом.

— Я встретила Тома в Ассоциации Стандартов. Мы оба там работали. Отвечали за введение стандартов почти на все, что только может прийти в голову. Соотношение цемента и воды в изделиях. Мы были молоды. В те дни все были молоды. На это жалуются почти все, кто начинает стареть. Перестаешь замечать молодых. Начинаешь спрашивать себя, остались ли они вообще, и почему во времена твоей юности все были молоды.

Я подождала, пока она откусит от своего бисквита, прежде чем последовать ее примеру. Поймав крошки рукой, она заметила:

— Я не слишком много думала о Грейс. Разве что самую малость. Она все время смеялась.

Миссис Уоттс скривилась. «Всегда смеялась». Я поняла, что это была критика.

— Это как быть все время рядом с кем-то, кто постоянно пьян.

Он взяла еще одну сигарету, чиркнула спичкой, ее лицо сосредоточилось.

— Так как поживает Том? Глупый старый негодяй. Столько времени прошло. Давно вы его видели?

Кот, карабкающийся в кресло, отвлек ее внимание, так что она не заметила, как я отшатнулась. Я быстро взяла себя в руки и приняла решение.

— Когда я видела его в последний раз, все было хорошо, — ответила я. — Но это было несколько лет назад, миссис Уоттс. Я теперь живу в Брисбене.

— Ну, я уже не думаю об этом. Что было, то прошло. Мне и своих забот хватает.

Она замолчала, и я подумала, что от меня ждут вопроса, что это за заботы. Но мне было неинтересно. Вместо этого, я спросила, чем мистер Уоттс занимался в Ассоциации Стандартов.

— Тем же, что и все мы, — ответила она. — Бумажная работа. Я была секретаршей. Том работал в отделе публикаций.

Затем, возможно, потому что я не знала, что сказать этой женщине, я решила спросить ее:

— Вы знаете, что такое муха-однодневка, миссис Уоттс?

Она посмотрела на меня с недоумением, и я решила, что должна пояснить.

— Три года личинки самок лежат в иле на дне реки. Затем они превращаются в насекомых с крыльями, и, когда они вылетают из реки, их оплодотворяют поджидающие самцы.

Недоумение на лице миссис Уоттс сменилось явным неодобрением.

— Эту историю ваш муж рассказал нам, детям.

— Том рассказывал такое? О, у Тома было множество историй.

Она взглянула на тарелку, стоявшую между нами.

— Возьмите еще один бисквит. Там, откуда он прибыл, еще много таких.

Я понимала, что, как только я уйду, миссис Уоттс позовет серого кота обратно в комнату, и они будут сидеть вдвоем и смотреть телевизор. Это было то, к чему мне пришлось привыкать, когда я начала жить с отцом. Телевизор.

Он хохотал над ним. Орал в него. Тыкал в него пальцем. Сердился на него. Они с телевизором смеялись друг над другом, пока я пыталась заснуть в соседней комнате. Я ничего не говорила, потому что понимала, что телевизор и отец стали закадычными друзьями.

Я взглянула на кружевные занавески. Я не могла представить, что юная девушка, получившая стипендию, жила одна по соседству, в похожей комнате. Я оглянулась вокруг. Здесь царило молчание. Мистер Уоттс как-то сказал нам, детям, что молчание было его первым родным языком. Развеселившись, он рассказал, как стоял на мусорном баке и колотил по его стенкам ручкой от метлы, просто чтобы чем-то заняться. Ему было всего пять лет, и его атака на мусорный бак ничем не закончилась. Образовавшуюся пустоту тут же снова заполнило молчание. Я понимала, что в том мире, где вырос мистер Уоттс, не было попугаев. Не было диких пронзительных звуков, которые, раздавшись внезапно, могли испугать вас до смерти. Была лишь эта пустая жизнь со свисающими фонариками физалиса, ждущими восторгов, и собаками, бродящими по улицам в поисках компании.

Сидя в мертвенной атмосфере гостиной миссис Уоттс, я подумала, что Грейс должна была видеть это же небо и эти же медленно плывущие облака. Она должна была чувствовать тот же давящий камень на сердце, какой сейчас ощущала я.

Я поднялась, чтобы попрощаться.

— Полагаю, вы слышали эту историю о театре, — быстро произнесла миссис Уоттс.

Подозреваю, она припрятала этот козырь. Она хотела, чтобы я осталась.

Она наклонилась, несмотря на свое бедро, пошарила в низком шкафчике и вытащила оттуда альбом. Смахнув с него пыль, она подала его мне. Альбом был заполнен театральными программками, обзорами и фотографиями мистера Уоттса в разных ролях. Я просмотрела обложки: «Визит инспектора», «Пигмалион», «Странная парочка», «Смерть коммивояжера». Это лишь те, которые мне запомнились. Их было очень много, как и фотографий мистера Уоттса в разных костюмах. Не приходилось сомневаться, что это были любительские постановки — кинжал, зажатый в поднятой руке; картинный взмах плаща; безумный блеск глаз, изображающий то ревность, то мучения, то опасность, то жажду мести — все эти дешевые и простые эмоции, к которым так тяготеет любительский театр. Я продолжала листать.