«Мистер Джонс» Агнешки Холланд - [2]
...Джонс решается на самостоятельное путешествие. Идет в посольство России, говорит, что сделал интервью с Гитлером и теперь хочет поговорить со Сталиным. Ему дают визу. Он звонит другу Полу – английскому журналисту в Москве, и говорит, что выезжает. «Хочу взять интервью у Сталина». Пол отвечает, что для этого в Москве следует соединиться с главой московского бюро «New York Times» Вальтером Дюранти. «Но тут все много хуже, чем мы думали», – успевает сказать Пол, и собеседников тут же рассоединяют телефонистки.
Поезд мчится из Англии в Россию. Кадры стилизованы под хронику двадцатых годов - «Киноглаз» Дзиги Вертова: рельсы, колеса, жалкий пейзаж за окном. В руке у Джонса любительское фото – один-в-один картина «Жизнь Кристины», где в чистом поле сарай, и сидит во ржи женщина. Мама. Далее Москва, граница, отель «Метрополь». Джонса встречает Дюранти, спрашивает, что привело его в Москву.
- Я хочу, чтобы вы мне устроили интервью со Сталиным. Хочу понять, откуда в России английские инженеры и чем Сталин платит им.
- Деньгами, - отвечает Дюранти. – Это великая и богатая страна. Пшеница – золото Сталина. Тебе 27 лет. Ты настолько привык пить чай с Ллойдом Джорджем, что решил, что можешь пить его с любым главой государства? Как ты добился интервью с Гитлером?
- Мне помогли, - отвечает Джонс. – Журналист Пол Келб.
- Пол мертв. Три дня как. Ты не знал?
Джонс в шоке. А Дюранти приглашает его вечером к себе домой. В «Метрополе» Джонс сталкивается с английскими инженерами. Они тоже званы к Дюранти. Всей компанией они отправляются в гости к американцу. В вестибюле отеля Джонс видит, как какого-то человека хватают под руки и силой волокут к выходу.
- Что происходит? – спрашивает Джонс, и в ответ слышит, что ему следует прочесть повесть Эдгара Алана По «Маска красной смерти».
- Пока ее тут не запретили.
Это знак, который Агнешка Холланд подает зрителю.
Новелла Эдгара По 1842 года рассказывает о принце Просперо, который заперся в монастыре в то время, как его страну опустошает эпидемия, названная «Красная смерть». Несмотря на беду, принц в добром расположении духа. Он надеется уцелеть: закрыты все входы и выходы, чтобы никто не принес заразу. Все веселятся, чувствуя себя в безопасности, а принц устраивает бал-маскарад. Гости пируют, и в полночь появляется рослый пришелец, одетый в забрызганный кровью плащ с маской трупа. Принц велит сорвать маску с шутника, и повесить его. Слуги бросаются к пришельцу, но - никто не смеет прикоснуться к нему. Тогда Просперо, вооружась кинжалом, нападает на пришельца сам. Тот смотрит на принца, и принц падает замертво. Придворные хватают неизвестного, но под плащом никого нет: на маскарад явилась сама Красная смерть.
...Джонс знает новеллу, но не понимает, как она соотносится с сияющими люстрами отеля «Метрополь». На вечеринке Дюранти – булгаковский бал сатаны: полуголые гости предаются веселью. В изобилии еда, питье, наркотики. Ему предлагают все, включая барышню, но он отказывается. Барышня пытается увлечь его рассказом о наркотическом блаженстве, пока вводит себе иглу в вену. Гарет идет на выход из этого московского Содома, но его настигает Дюранти и говорит, что если ему не подходят девочки, он может предложить мальчика.
- Спасибо, я хотел поработать, - отвечает Джонс.
- Ты не желаешь наслаждаться, - недоумевает Дюранти.
Гарет выходит и на лестнице сталкивается с секретаршей Дюранти Адой. Провожает ее до дома и слышит от нее, что друг его Пол был убит четырьмя выстрелами в спину неподалеку от «Метрополя». Ада говорит, что видела, как стреляли в Пола, говорит, что он писал об Украине, что там золото Сталина – зерно, но журналистам проехать в Украину нельзя. Потому его и застрелили. «Возвращайся домой, Гарет». Но Джонс не намерен отступать. Утром он приходит к Аде и просит дать ему на минуту пишущую машинку. Видит мрачную коммунальную квартиру, где соседи подслушивают и подсматривают друг за другом. Впечатывает что-то в рекомендательное письмо, которое ему в Лондоне вручил Ллойд Джордж, и идет дальше.
Дюранти - просталинский корреспондент - через министра иностранных дел Литвинова помогает Джонсу поехать посмотреть на советские заводы в Харькове. Джонс зовет Аду поехать с ним. Она отказывается. Они говорят о великих идеях и журналистском долге, о том, что есть правда и когда можно отступать от нее во имя высокой задачи. Он читает стихи, которые читала ему мама. Ада рассказывает, что ее мама тоже умерла, покончила собой. Она пакует Гарету узелок еды, показывает на карте, где находится Юзовка, и прощается с ним. Снова поезд, красивый вагон, снова Гарет смотрит в окно. Но он не один - с ним едет сопровождающий. На плохом английском он спрашивает, как англичанин узнал, где Украина.
- Моя мама жила тут, - отвечает на плохом русском Гарет, и спутник по-русски говорит ему, что его мать преподавала английский язык местным крестьянам и рабочим завода Хьюза.
Сопровождающий пьет, поднимая тосты за Сталина, и когда задремывает, Джонс сбегает из роскошного вагона, и пересаживается в состав на соседних путях. Там в грязном вагоне для скота едут нищие голодные люди. Гарет просит пассажира продать ему старое пальто, но тот отказывается от денег: «Только за хлеб». Гарет отдает ему хлеб, набрасывает чужое пальто и сходит на станции Юзовка. Он успевает увидеть погрузку зерна, но в нем опознают иностранца и пытаются задержать. Джонс бежит, ему стреляют в спину, но он, петляя, добегает до леса...
Если вы ходите в маршах BLM - идите мимо моего текста. А тем, кто спрашивает, как я тут - прямой репортаж с улицы. Погромы улеглись. Карантин в городе сняли. Не весь, не сразу, не везде...
«Несколько моих жизней» — так писатель Варлам Шаламов назвал свою биографию. Начал писать, но оборвал повествование на пятой странице. В ту пору ему самому не открылось еще, что его проза и была его биографией. В конце восьмидесятых прошлого века архив Шаламова занимал угол кабинета замдиректора ЦГАЛИ, где прятался в картонных коробках, стоящих штабелем в стенном шкафу. О том, что эта проза однажды будет издана в СССР, можно было мечтать. С жесткими «Колымскими рассказами» В. Шаламова я была знакома на слух: их читали хорошие голоса на запрещенных радиостанциях.
Такое случается редко, когда я говорю сыну и близким: брось все и посмотри этот фильм. Поляки сняли невероятный фильм, название которого все будут переводить, кто во что горазд. “ПОСЛЕДСТВИЯ” – напрашивается первым, но я перевожу “СТЕРНЯ” (в российском прокате перевели как “Колоски”). Имею право: авторы оставили мне много намеков на то, что это может быть так. Я помню, как это больно – идти по стерне. Это гвозди, сделанные из соломы, плотной и прочной у основания стебля. Они неизбежно остаются после любой жатвы – серпом ли жал, махал косой или прошелся по полю комбайном.
Автор благодарит за финансовую помощь в издании «Избранного» в двух томах депутатов Тюменской областной Думы Салмина А. П., Столярова В. А., генерального директора Открытого акционерного общества «Газснаб» Рябкова В. И. Второй том «Избранного» Станислава Ломакина представлен публицистическими, философскими, историческими, педагогическими статьями, опубликованными в разное время в книгах, журналах, научных сборниках. Основные мотивы публицистики – показ контраста между людьми, в период социального расслоения общества, противопоставление чистоты человеческих чувств бездушию и жестокости, где материальные интересы разрушают духовную субстанцию личности.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Осенью 1960 года в престижном женском колледже Рэдклифф — одной из «Семи сестер» Гарварда — открылась не имевшая аналогов в мире стипендиальная программа для… матерей. С этого момента Рэдклифф стал центром развития феминистского искусства и мысли, придав новый импульс движению за эмансипацию женщин в Америке. Книга Мэгги Доэрти рассказывает историю этого уникального проекта. В центре ее внимания — жизнь пяти стипендиаток колледжа, организовавших группу «Эквиваленты»: поэтесс Энн Секстон и Максин Кумин, писательницы Тилли Олсен, художницы Барбары Свон и скульптора Марианны Пинеды.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.