Мировая революция. Воспоминания - [95]

Как президент я думал лишь о продолжении работы и об ответственности, которая останется после войны всем, кто будет политически мыслить и работать. Счастливым, более счастливым, чем раньше, я себя не чувствовал; мне, однако, доставляло удовольствие сознание внутренней связи, если хотите – логики, продолжительной жизненной деятельности: от ревизии личной жизни и своей заграничной деятельности я перескакивал к ревизии мировой войны и политического развития Европы от 1848 г., года моего собственного рождения, и искал в массе подробностей красную нить законного развития.

Итак, мы будем свободны, у нас есть независимая республика! Сказка, – я снова и снова повторял это, иногда бессознательно, иногда нарочно громко: мы действительно сво-бод-ны, у нас наша рес-публика!

Мне не хотелось говорить – целыми днями я ходил по палубе, глаза блуждали по морю, а в голове стучали эти новые задачи, ожидания мирных переговоров и их постановлений, одна забота больше другой! А одновременно с планами на будущее я приводил в порядок главные события четырех лет войны и просматривал свою личную освободительную работу.

В этом вихре мыслей мне становилось ясным лишь одно: при всей науке и философии, при всей разумности и мудрости, при всей осторожности и дальнозоркости – ход жизни отдельного человека и народа складываются до известной степени иначе, чем хотим, желаем и делаем; и все же в этом ходе есть логика, которую мы открываем ex post. Планы и все усилия действующих политических вождей, тех, кто делает историю, представляется как vaticinatio ex eventu.

Во все время войны я постоянно сравнивал обе воюющие стороны, их планы и усилия. На стороне немцев была очевидная подготовленность и обдуманность целого, огромного действия, а также самоуверенность, с какою они определяли будущее развитие собственного народа, Европы и целого света; но в конце последствия открывают роковые ошибки народа, бесспорно великого, народа мыслителей и во многом учителя всех народов. На другой стороне были союзники, которые и сами по себе, и в общем не представляли целого: с самого начала у них не было положительного плана (выиграть войну хотели обе стороны, но это не план), они делали большие политические и стратегические ошибки, и все же победа досталась им; это случилось не только благодаря собственному превосходству, но и из-за ошибок врагов. Битва у Марны является для меня таким примером массовой человеческой слепоты; допустим, французы сами не ожидали победы, как это допускают даже некоторые французские стратеги, и что немцы проиграли лишь из-за ошибки подчиненного офицера, ставшего известным по литературе о Марне полковника Гентше; не становится ли от этого вопрос «почему» еще более острым? Или вот другой пример: в 1917 г. и в начале 1918 г. австрийцы и немцы могли добиться от союзников мира, благодаря которому мы и иные освобожденные народы получили бы меньше. Союзники были готовы заключить мир, некоторые из них сделали бы это даже очень охотно: ясное, честное слово о Бельгии и открытое отделение от Германии смягчили бы Францию и Англию по отношению к Австро-Венгрии; неискренность официальной политики Вены и Берлина, неудержимое стремление к господству и ослепление способствовали тому, что союзники выдержали и победили. Кто ожидал в начале войны падения России и появления коммунистической республики, кто предвидел эту революцию, которая всюду возникла из войны и изменила политическую внешность Европы и всего мира?.. Мудрый Шекспир уже давно сказал прекрасно об этом: «Our indiscretion sometimes serves us well, When our deep plots do fail: and that should teach us there’s a divinity that shapes our ends, rough-hew them how we will»[7].

Из того, что Провидение заботится о нас и о мире, вытекает вовсе не фатализм бездеятельности, но, наоборот, оптимизм синергизма, строгий приказ усиленной работы, работы ума. Лишь в таком случае мы смеем ожидать так называемой счастливой случайности, этой внутренней логики жизни и истории, и полагаться на помощь Божию.

Из деятельности за границей и из всей жизни я находил в своих воспоминаниях примеры того, как мне не удавались мои планы и как, несмотря на это, результаты моих стараний были лучше, чем мои мудрствования. Как, например, я волновался от нетерпения, когда союзнические войска не наступали достаточно быстро, а сколько как раз помогла нам затяжная война, благодаря которой мы смогли стать известными своей пропагандой и могли принять участие в войне своими войсками! Если бы союзники скоро победили, то мы бы не добились независимости: Австрия осталась бы под какой-нибудь формой. Я налегал на Прагу, требуя, чтобы депутаты и журналисты приехали ко мне за границу; их не послали, дело было сделано без них, а теперь, когда я хорошо обдумываю все произошедшее, то полагаю, что мы остались одни к лучшему: мы должны были напрячь все силы и могли работать более систематично и дружно. Также неожиданно нам принес пользу сибирский анабазис и мн. др. Из более старых лет я вспоминал и теперь вспоминаю, как мне не хотелось уезжать в 1882 г. из Вены в Прагу; и тогда у меня уже были планы мировой борьбы, а вместо этого я должен был в Праге погрузиться в изучение нашего народа и принять скоро участие в его политике и т. д., – жить всегда одним только умом – безумие!