Мировая революция. Воспоминания - [82]
Поэтому совершенно несправедливо обвинять нас в том, что мы, хотя бы и невольно, содействовали убийству царя и его семьи большевиками в Екатеринбурге (16 июля 1918 г.). Первое официальное сообщение в Москве гласило, что расстрелять царя приказал местный совет, опасаясь бегства царя и ввиду возможности, что его увезут чехословаки; наши заняли Екатеринбург лишь 25 июля, главное же, у наших легионов в Сибири совершенно не было плана освободить царя. Несчастный! Его собственные люди, черносотенцы, принесли его в жертву и обсуждали его устранение, а в случае надобности и убийство; пришли большевики и осуществили то, что замыслили монархисты, – история любит так иронизировать…
Уезжая из России, я оставил, как уже упомянуто, приказ, чтобы не было отступлений от принципа невмешательства; но я положительно подчеркнул необходимость обороны, если бы на нас сделала нападение какая бы то ни было славянская партия[6]. Это я дал письменно Клецанде: наше войско не должно было выступать в пользу той или иной партии, но могло и должно было защищаться – оборона ведь не что иное, чем политически задуманная интервенция. Из Вашингтона я сам, конечно, не мог давать подробных политических приказов, тем более военных. Наше отделение в России и отдельные военные отряды должны были, в зависимости от положения, решать сами, и мне не оставалось ничего иного, как только положиться на их рассудительность и добрую волю. Это доверие не было обмануто. Солдаты сами очень хорошо чувствовали, что им не хватает политического руководства; вспоминаю при этом о телеграмме, посланной в половине июля Гайдой и Патейдлем, требующими верного политического руководителя. Но его на месте не было, а руководить на такое расстояние не было возможно.
Я не хочу и не могу защищать все, что случилось в легионах после моего отъезда, не только в области политики, но и в стратегии. Я видел некоторое отсутствие единства в действиях и колебание политических руководителей, припадки авантюризма и частую беспомощность отдельных военных отрядов (я в данном случае говорю лишь о 1918 г); я обвинял сибирских руководителей, что они не увидели сразу неспособность Колчака и его германофильского окружения и т. д. Но в пояснение и извинение смело могу сказать, что поведение большевиков было некорректно и нелояльно; наши солдаты были убеждены, что большевиков против нас ведут немцы, особенно австрийцы и венгры, и что они воюют собственно против Германии и Австрии. Во всех сообщениях указывалось на участие немецких и венгерских пленных в большевистских отрядах, выступающих против нас. Политика союзников в Сибири тоже была неясна; из числа подробностей привожу, что как раз французский начальник Гинэ усиленно поддерживал фронт на Волге, ожидая помощи от сказочной союзнической армии у Вологды. Нашим же казалось, что воскресший чешско-русский фронт является обновлением борьбы с немцами и австрийцами.
В общем дело устроилось хорошо, даже лучше, чем предполагали не только наши враги, но и наши более справедливые критики. Что касается дисциплины нашей армии, то нужно принять в соображение ее долгую бездеятельность, разбросанность по Сибири от Урала до Владивостока, всеобщую нервность в России; что касается военной стороны, то я допускаю недостатки импровизированной армии и ее командования, как я уже это изложил. В качестве последней причины необходимо снова припомнить неодинаковое и неопределенное отношение Антанты, а позже и Америки к России и возникающие от этого несогласия и неуверенность; например, французская миссия рекомендовала нашему отделению план посылать во Францию войско не только через Владивосток, но также через Архангельск и Александровен на Мурмане, чем бы единство и сила войска были серьезно ослаблены.
Наше войско долго переносило безропотно материальные недостатки и морально страдало от долгой разлуки с семьей и родиной; некоторый упадок дисциплины мог ожидаться. Но, несмотря на все это и несмотря на многие разочарования, с которыми приходилось встречаться, армия не была деморализована; отдельные части пережили значительный кризис, как об этом свидетельствует самоубийство Швеца, которое, однако, своей трагичностью подействовало очистительно.
О духе нашей сибирской армии нужно судить не по одним военным действиям. Наши солдаты постоянно и всюду помимо своей военной деятельности предпринимали различнейшие хозяйственные работы. Весьма скоро были организованы при войске трудовые дружины (в августе 1918 г.); немного позднее была устроена торговая палата, а потом сберегательная касса и банк. На Урале и в других местах наши солдаты организовали промышленные работы; нельзя не сказать и о весьма прилично устроенной военной почте. Обо всем этом надо помнить, когда говорится о нашей армии в России и в Сибири. Дело не только в сиянии героического анабазиса; мы не хотим его преувеличивать, но совершенно неправильно считать его лишь минутной ракетой. В связи с этим должно быть упомянуто, что в Сибири начали записываться в нашу армию и наши немцы, из них формировались рабочие отряды.
Наконец, надо указать на состоявшееся сравнительно без всяких, недоразумений возвращение нашей армии вокруг света. Я подразумеваю здесь прежде всего тот факт, что наши солдаты своей дисциплиной, своей манерой держать себя на остановках в продолжение своего кругосветного пути распространяли среди незнакомых народов сведения о нас; об этом у меня есть весьма приятные вести, полученные от капитанов американских и других кораблей, перевозивших наше войско. И в этом проявляется дисциплина. Во-вторых, выдвигаю вперед всю технику переезда и вижу в этом снова ловкость и способность к организации. Мало людей могут себе ясно представить, насколько сложно с чисто технической точки зрения было возвращение с далекого востока почти вокруг света домой. За то, что этот возврат был осуществлен в сравнительно краткий срок (первый транспорт из Владивостока домой был завершен 9 декабря 1919 г., 17 июня 1920 г. прибыл в Прагу Генеральный штаб, а 30 ноября эвакуация была закончена), мы должны быть благодарны союзникам, которые нам дали для этого суда, и министру Бенешу за успешные переговоры с союзниками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.