Мировая революция. Воспоминания - [84]

Решение было всюду одинаково: каждое союзническое правительство разрешало на своей территории формировку и набор добровольцев среди пленных и непленных; одновременно союзническое правительство признавало Национальный совет политическим органом нашего движения, а потому в военном отношении верховным командованием войска. Или, выражаясь иначе, – наше войско было хотя и частью союзнической армии, однако оно было и войском автономным, подчиненным Национальному совету. Я был главным начальником, даже диктатором армии, как меня провозгласили солдаты в России, но, конечно, ни в коем случае не главнокомандующим; мое положение было соответствующим отношению суверена к армии, находящейся под руководством своих вождей и учреждений. Этими военными вождями в данном случае были французские, итальянские и русские генералы.

Признание Национального совета верховным военным авторитетом заключало в себе признание единства целой армии, т. е. всех частей во всех союзнических государствах. Так как наша русская армия стала частью армии во Франции, то главным ее начальником был французский генералиссимус, а он назначил генерала Жанена генералиссимусом всех наших легионов. Генерал Жанен, как было изложено, был с военной миссией в России; он узнал Россию и русские военные условия и уже в России узнал наше войско. В начале 1918 г. он производил от имени Национального совета наборы во французских лагерях для военнопленных, куда попали наши пленные солдаты через Италию из Сербии. На своем пути в Сибирь он остановился у меня в Вашингтоне, так что мы могли хорошо договориться о возможных задачах нашей армии в Сибири. Генерал Жанен исполнял свою тяжелую задачу лояльно и обдуманно.

В действительности функции ген. Жанена не могли развиваться, потому что отдельные части не были соединены в единое целое, а русские легионы остались в Сибири; во Франции была соединена часть легионов из России с легионами иэ Америки и с первоначальными добровольцами во Франции; в Италии легионы были значительно больше, чем во Франции; но до соединения с французскими не дошло, лишь незначительная часть, – кажется, батальон, – был послан во Францию, чтобы все же доказать единство нашей армии.

Так как армию мы создали довольно поздно, то до этого, с самого начала заграничной деятельности, нашей целью было добиться признания нашей национальной и политической программы, представляемой Национальным советом. Наше движение было революционно, в Соединенных же Штатах действовал принцип законности; а потому признание нашей программы и Национального совета шло понемногу и не бее затруднений. Сначала признание неформально осуществлялось так, что союзники признавали лично меня, д-ра Бенеша и Штефаника и с нами вели переговоры; к этой категории явлений принадлежит председательствование премьер-министра Асквита на моей лондонской лекции.

Подобным же образом шло дело и в военной области. В начале войны у нас были затруднения из-зa действовавших международных договоров и обычаев; наши пленные были для союзников с международной точки зрения австрийцами. Во всех союзнических государствах довольно долго не понимали и не признавали различие между австрийцем и чехом и словаком. Не только на Западе, но и в России – и там всего строже – считались с этой государственной и международной действительностью. Наши это с трудом понимали, и вследствие этого возникало много тяжелых инцидентов во всех государствах. Потому успехом было уже то, что мы вначале добились в отдельных государствах для наших пленных, как и для иных не немецкого и не мадьярского происхождения, различных облегчений.

Первое официальное и положительное признание нашей национальной программы было сделано министром Брианом 3 февраля 1916 г.; об этом было издано официальное коммюнике. На этой основе, опять при помощи министра Бриана, Антанта в ответе на вопрос Вильсона об условиях мира требовала освобождения чехов и словаков из-под чужого владычества. Это было 10 января 1917 г.

1917 г. был для нас опасен тем, что император Карл тайно стремился к скорому и сепаратному миру, чтобы спасти таким образом свою империю. Я уже излагал, как эти шаги Габсбургов всюду оживляли австрофильство и как Карл больше всего ухаживал за Францией. Попытка Карла потерпела крушение и была вполне уравновешена формировкой наших легионов в России, Франции и Италии и военными договорами с Францией начиная с декабря 1917 г. Национальный совет, а с ним и наша политическая программа, постепенно всюду признавался, после этого признавалась и наша армия. Лето 1918 г. принесло нам ряд решающих признаний всех союзных государств.

Как политически признавалась и расценивалась формировка легионов и их участие в общей борьбе, лучше всего видно по декларации министра Бальфура (9 августа 1918 г.), которую поэтому здесь и привожу:

«Декларация. С самого начала войны чехословацкий народ сопротивлялся общему врагу всеми средствами, бывшими в его руках. Чехословаки создали значительную армию, воюющую на трех фронтах и всеми силами стремящуюся задержать немецкое вторжение в России и в Сибири.