Мировая революция. Воспоминания - [169]

Для поддержки своего мнения, что католизация спасла народ тем, что отделила его от Германии и Пруссии, наши католические противники чешской реформации могли бы сослаться на Бисмарка. Говорят, что Железный Канцлер раз не спал целую ночь, раздумывая над проблемой, какой бы оборот приняла история, если бы у Белой Горы победили протестанты. Быть может, Бисмарк раздумывал о том, присоединились ли бы протестантские чехи к политике протестантской Пруссии против Австрии; в таком случае Австрия осталась бы незначительной пешкой, а из Чехии и при помощи Чехии немцы могли бы завладеть Дунаем, и так, с чешской помощью – Берлин – Багдад! Мы знаем, насколько Бисмарк ценил географическое положение Чехии для владычества над Европой.

Я не любитель истории «если бы, да кабы», приведу поэтому факты. Наша реформация укрепила небывалым образом нашу национальность; онемечение делалось под владычеством католиков, гуситство было спасением от германизации. Это доказывают снова как раз немецкие историки, говорящие, что наша реформация влияла весьма сильно антинемецки не только у нас, но и в Польше. Реформация всюду, а следовательно и у нас, укрепила народный язык и литературу тем, что богослужение стало чешским, а богослужение в те времена – особенно же чтение Библии – имело гораздо большее значение для литературы и народного воспитания, чем теперь. Реформация, стремясь к исправлению нравственности, укрепила наш национальный характер; именно потому, что она была религиозной, она была и народной. Победоносная Белая Гора – несмотря на зачаточное проникание немецких элементов к нам в протестантскую эпоху – могла означать лишь дальнейшее усиление и возрождение народа. А если во время мировой войны именно протестантская Пруссия – пангерманизм – была поражена протестантской Англией и Америкой и революционной Францией, то где же написано, что чехи-евангелики позволили бы без сопротивления вести себя Пруссией? Уже каким доказательством является один Коменский, довершитель и венец Братства, а кроме него есть целая эмигрантская деятельность и литература; гуситы, Братья и чехи-евангелики поддерживали, правда, живое сношение с немцами, которые их охотно принимали, но то же они делали и по отношению к голландцам, швейцарцам, англичанам и шведам, работая всюду для освобождения своего отечества. Коменский для спасения народа вел действительно мировую и культурную политику. А ведь католические Габсбурги, как после, так и до Белой Горы, не только насильно переводили в католицизм, но и старались онемечить при помощи меча, огня, конфискации и уничтожения просвещения; католические враги «сверхеретика» Гуса заставили всех ненавидеть чешский народ как народ еретический. А ведь именно эта католическая, ультракатолическая Австрия попала под влияние политики протестантской Прусии и стала ее послушным авангардом на Дунае.

Меня бы завело слишком далеко, если бы я хотел подробно разобрать, какую роль в развитии прусской Германии играл протестантизм и какую прусская кровь; ясно одно, что Лютерова церковь стала служанкой прусского государства. Но Германия была полукатолической – нам ничего не известно о том, чтобы «центр», который хотя и был в оппозиции против Бисмарка, делал иную политику по сравнению с не немецкими католиками. Я допускаю, что он защищал поляков в некоторых религиозных вопросах. Когда мы говорим о немецком протестантизме и его национальной политике, то должны посмотреть поближе на его основателя Лютера. Пока Лютер был католиком, он был против чехов; когда же он разошелся с церковью, то начал выступать за справедливую и глубокую оценку чешского народа, проповедывал мир среди народов и восхвалял моральную чистоту Чешского братства, ставил его в пример немцам, объявляя себя и своих приверженцев гуситами. После Лютера передовые немецкие мыслители высказывали свои симпатии чешскому народу и осуждали габсбургские преследования; привожу как пример Лейбница, Гердера и Гете. Гердер особенно воспринял взгляды Коменского и желал обновления чешской независимости. Немецким поэтам полюбились сюжеты из нашей истории: Шиллер, Ленау; подобным же образом и писатели из Чехии – А. Мейснеру, Гартману и иным.

Аргумент о национальной пользе от Белой Горы весьма сомнителен. Сомнителен он потому, что вопрос религиозный переводится на почву национальную; это является кооптацией патриотической благожелательности. Католические историки следуют в этом до известной степени за теми из наших историков, которые в реформации не умеют ценить ничего иного, кроме усиления национального самосознания. И одни и другие не постигают основы религии и не понимают смысла нашей истории и истории вообще.

Непредвзятая история нашего религиозного развития покажет нам в ином свете, чем нам предлагают противники Палацкого, соотношение католичества и реформации (протестантства). Тот факт, что у нас реформа проникла так глубоко, что огромное большинство народа ее приняло (говорят, девять десятых), что при огромном напоре и сопротивлении Рима, Габсбургов и их немецких насильников (баварцев и иных) реформация удержалась так долго (последнее крестьянское религиозное восстание было в.1775 г. в Моравии), то есть что сознательное стремление и борьба за религию и нравственность в течение четырех столетий составляли главное содержание нашей истории, этот факт, повторяю, доказывает, что наша реформация была плодом национального характера. Необходимо допустить, что наши историки должны также исследовать, до какой степени и католицизм до и во время реформации (меньшинство народа осталось католическим) был национален. Я не буду ссылаться на влияние Византии в VIII и IX веках, как будто бы у нас была борьба между католичеством и православием; я изложил свою точку зрения на это уже много лет тому назад; наоборот, можно размышлять о том, не вредило ли у нас католицизму то, что он не был достаточно национален, что он был занесен к нам из чужих стран, из Германии, частью из Италии и из иных государств. Что касается католицизма после Белой Горы, то он не мог пустить глубоких корней, потому что был насильственный, а его вожди были национально чужды; это особенно касается иезуитов (они остались чужими и до сих пор) и высшего духовенства, которое, зa малым исключением, оставалось габсбургским и немецким и никогда не было чешским.