Мировая революция. Воспоминания - [168]

Шрифт
Интервал

Папа-философ Лев XIII может послужить соответствующим поучительным примером для наших историков. Известно, как этот основатель томизма осудил нашу реформацию и какое возмущение в свое время вызвало его осуждение. В своей энциклике «Diuturnum illud» (1881) Лев XIII доказывает, что реформация является матерью не только современной философии, но и современной политики, особенно же демократии; Лев XIII выводит, как следствие реформации не только современное юридическое воззрение и социализм, но и нигилизм и коммунизм. Лев XIII и в позднейших посланиях восставал таким же образом против реформации («протестанского бунта») и осуждал смешанные школы, требуя чисто исповедные школы, и т. д.

Полагаю, что будет лишнее обращать внимание на такие крайности, как, например, на то, что он ставит на одну доску нигилизм и социализм и т. д.; но в главных вопросах Лев XIII был прав: действительно, после реформации и благодаря реформации возник новый взгляд на мир и жизнь, новое государство и современную демократию и политику. Мы лишь расходимся с главой римской церкви в оценке современной эпохи, ее идеалов, стремлений и институций.

Именно в этом отношении наше возрождение и новая эпоха идут в том же направлении, что и реформация; в этом же смысле наши возродители чувствовали себя связанными с этой высшей точкой нашей истории: одни (Палацкий) делали это сознательно и ясно, другие менее ясно и несознательно, но все наши выдающиеся люди и даже духовные вожди никогда не были так индифферентны к религиозным вопросам, как это объявляют упомянутые либералы. Первый пример Добровский: он был масоном, энциклопедистом и шел сознательно против своей церкви, но не против религии. О Колларе, Шафаржике и Палацком мы уже все сказали; Гавличек был либерал, но не был равнодушен к вере. А наши поэты? Возьмем первого и самого большого – Маху, который был человеком абсолютно религиозным, хотя и раздвоенным скептицизмом; религиозный вопрос был для Махи жизненным вопросом. У Неруды было сильное религиозное чувство, как это должен почувствовать каждый при чтении его «Псалмов на день пятницы»: Немцова, Светла, а позднее Новакова являются живыми религиозными характерами; Светла и еще глубже Новакова искали следы реформации среди нашего народа. А из современных – как анализирует морально и религиозно свои характеры Голечек, Чапек-Ход? Шольда даже проповедует возврат к Богу. То, что Святоплук Чех и Врхлицкий были либералами, вовсе не является доказательством того, что наша литература в действительности не переживала религиозного вопроса; и Чех ведь молился Неизвестному, а Верхлицкий всю жизнь страдал от фаустовского вопроса.

Наш чешский либерал бывает обычно по бумагам католиком и полным невеждой в религиозных вопросах: он не способен представить себе религию вне своей церкви, ее культа и учения; поэтому он не понимает Палацкого и наших лучших писателей, хотя их имена все время вертятся у него на языке. Он не понимает истории, хотя он и историк.

Принципиальными, серьезными и последовательными противниками Палацкого являются католические историки и политики; они расценивают нашу реформацию со своей религиозной точки зрения. Для них реформация была и есть религиозной и политической ошибкой; габсбургская католизация народа, с их точки зрения, была его духовным и национальным спасением – Братство и протестантизм нас бы онемечили: Белая Гора была нашим счастьем.

Католические историки и политики в Германии, в Англии и в иных государствах смотрят более объективно, чем наши, на реформацию, ее возникновение и значение; они признают по крайней мере относительное и временное право протестантизма, признают ошибки и недостатки своей церкви в конце Средних веков и необходимость ее реформы. Если ход истории направляется Божественной премудростью, если в истории есть порядок и план, то как же можно так огульно и без всяких размышлений осуждать возникновение реформации и протестантизма; ведь что означает для целого мира и особенно для католиков такое большое, даже огромное и продолжительное движение? Именно с теистической точки зрения философия истории наших католических противников Палацкого прямо невозможна: разве бы возникла реформация, если бы церковь удовлетворяла народы? А разве реформационное движение не возникло внутри самой церкви? Лучшие католические деятели всегда критиковали недостатки своей церкви – не хватило бы никакой библиотеки для помещения этой литературы от начала католицизма до реформации; как только стремление к реформе оказалось вне церкви и возникли даже новые церкви, старая церковь становится в стороне, и удержание власти при помощи насилия или компромисса становится главным объектом ее политики. Отсюда происходят договоры с нами, отсюда же инквизиция и иезуитизм – инквизиция и иезуиты и у нас проводили католизацию. Если церковь была недостаточной, то я не говорю, что реформации хватило во всем и всюду. Конечно, очень скоро и в протестантстве вместо духовной емулации возникла партийная борьба; очень скоро против старой теократии восстала новая теократия, также домагающаяся власти. Церкви, проповедывавшие религию любви, начали употреблять насилие и охотно позволили светской власти злоупотреблять собой.


Рекомендуем почитать
Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.