Мировая революция. Воспоминания - [152]
Правдивость или, как бы я сказал, интеллектуальная чистота политики и всей жизни различна в зависимости от эпохи, народа, церкви, сословия и т. д.
Старый аристократический режим не знал правдивости, несмотря на то что именно аристократии приписывается особая честность. Государственный и церковный абсолютизм покоился на авторитете, на тайне, на прятании и состоял в порабощении народа; «Единственное оружие рабов – измена» – так характеризовал Мицкевич движение Валенрода, которое было средством против абсолютизма. Но валенродство, это изгнание чорта при помощи сатаны; единственное правильное средство против духовного и светского абсолютизма – это свобода демократии, демократическое общественное мнение и правдивость. Известно, например, по опыту, что на Востоке турки по сравнению с христианами отличаются большей честностью и откровенностью: притеснитель, насильник, господин не нуждается во лжи, оружии слабого, униженного раба.
Характерно, что почти всюду на политику смотрят как на политиканство, как на искусство обмануть, надуть, как на хитрость; и у нас это мнение весьма распространено.
Я ожидаю от демократии морального возрождения не только политики, но и школы и частной и общественной жизни. И вот снова нам нужно избавиться от Австрии! Политик Биконсфильд, выступавший как писатель под именем Дизраэли, нашел в Англии два народа – один господствующий, другой социально обокраденный; но у каждого народа бывает два разных языка, правды и лжи – Достоевский полагал, что Россия может дойти к правде через ложь, – я не верю в это ни для России, ни для нас.
Старый режим характеризует два имени, Макиавелли и Лойола, современники перелома реформации; для обоих самое важное – приобрести и удержать в своих руках власть; для этой цели Макиавелли прямо рекомендует всякого рода насилие (до лжи включительно). Лойола отдался вполне папскому авторитету и своей тактикой дал импульс к развитию иезуитизма, котороый, ради того чтобы обеспечить церкви власть и авторитет, допускал слишком легко компромиссы с совестью и стал синонимом макиавеллизма. Достижение цели каждой ценой – из этого принципа всегда и всюду родится моральное безразличие при оценке средств (смотри снова на Россию!). Ложь всегда под рукой, как средство бескровного насилия – но ведь известно, что некоторые иезуиты не отворачивались и перед кровью, когда дело касалось устранения еретического или тиранического повелителя.
Если я требую для демократии образования, то ни в коем случае не одностороннего интеллектуализма (я уже ранее это подчеркивал), а нравственного и одновременно проникнутого моральными идеалами образования.
Мой главный исторический и политический тезис заключается в том, что демократия развилась из теократии, что демократия является противоположностью аристократизма, который был совершеннейшим образом организован теократией.
Что это означает? Человек примитивный, дикий и варвар со своим врожденным стремлением к насилию и эгоистической прямолинейностью был организован в общество аристократами (в большинстве случаев они были монархистами, абсолютистами) и духовенством – на более высокой ступени развития совместной деятельностью церкви и государства (смотри чешское слово knéz, означающее «священник», и knize, означающее «князь»). Религия первенствовала, в ее руках была вся жизнь, все мышление и все действия человека, потому-то и государственной жизнью и политикой руководила религия. В древние времена религия состояла главным образом из веры в различнейшие сверхъестественные существа, вмешивающиеся дружественно или враждебно в жизнь человека. Человека человеку, человеку самого себя не было достаточно – страх создавал не только богов, как мы уже сказали, но и различных человеческих полубогов, королей, императоров, иерархов и жрецов. На высшей ступени развития разнообразная священническая коллегия организуется более единообразно, возникает церковь, точно так же, как благодаря эволюции мышления и политеизм приобретает иерархическое единообразие.
Подобным же образом возникают и большие государства. Возникают различные формы теократии. Если как пример приводится обычно теократия евреев или египтян, то в то же время нельзя забывать на большое влияние религии и священнослужителей и в Греции, и в Риме. В Риме религия была по преимуществу государственной институцией. Из теократии в Риме и Греции развилась средневековая римская и византийская теократия, в католичестве теократия достигла вершины, как благодаря единообразию своего учения, так и организации.
Из-за реформации великая теократия распалась на меньшие теократии, и от этого стало более сильным государство; в протестантских землях государство поддерживало реформацию, в католических землях руководило антиреформацией – в обоих случаях государство усилилось, и на месте церковного абсолютизма наступил государственный абсолютизм. Против него возникали революции, длящиеся до наших дней. Переходной ступенью к республике и демократии были конституционные государства.
Таким образом, демократия исторически и по преимуществу составляет противовес теократии: отсюда возникает этот постоянный, постепенный процесс освобождения от церкви во всех областях общественной жизни, а наконец, даже в самой религии.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.