Мировая республика литературы - [30]
Знаменитое «Рассуждение о всеобщности французского языка» (1784) Ривароля — это ответ на вопросы конкурса, устроенного берлинской академией: «Что превратило французский язык во всеобщий? За что заслужил он это преимущество? Сохранит ли он его?» Факт, что такие вопросы могли быть сформулированы и поставлены, свидетельствует, что «Рассуждение» Ривароля — это, скорее всего, последнее свидетельство господства французского языка в Европе и что господство его клонится к закату. Гердер провозгласил свои первые антиуниверсалистские, то есть антифранцузские тезисы несколько раньше (в 1772 году) и в той же самой берлинской академии. Его «Исследование о происхождении языка» послужит источником новых национальных идеалов, которые станут орудием борьбы против гегемонии французского языка и очень быстро распространятся по всей Европе. Иными словами, Ривароль скорее говорит похвальное слово на похоронах, чем произносит панегирик.
Но в этом слове о французском литературном наследии есть два важных момента: с одной стороны, Ривароль собирает воедино и вновь повторяет те затверженные всеми формулы «символа веры», вне которого непонятно происхождение культурного господства Франции, признанного и принятого всей Европой. С другой, он видит новую растущую силу, которая готова посягнуть на царствование французов, и сила эта Англия. Посягать на господство французов отныне будут с двух сторон, со стороны Германии и со стороны Англии, что и сформирует на протяжении всего XIX века европейское литературное пространство.
Ривароль начинает свое «Рассуждение» параллелью с Римской империей: «Похоже, настало время сказать «французский мир», как когда — то говорили «мир романский». Философы, уставшие от политических распрей, разделяющих людей, наслаждаются лицезрением республики, раскинувшейся от одного до другого конца Европы под властью одного языка»[127]. Он напоминает определение универсальности, которое было принято во Франции (и которое подвергнет сомнению Гердер): установление общности, невзирая на политические границы. Иными словами, каждый согласен подчиниться власти, которая становится превыше национальных, частных и политических интересов: «это уже не французский язык, это язык человечества». Фразу Ривароля часто цитируют как пример агрессивности французов, но на деле она означает только то, что благодаря факту неоспоримого превосходства французский язык уже не воспринимается как национальный, то есть, не служит интересам Франции или французов, он ощущается как всеобщий, как принадлежащий всем, вне каких- либо узких интересов. Франция превратилась в «империю», она располагает такой властью, какую не может принести ни одна военная победа. «Франция, — развивает свою мысль Ривароль, — продолжает снабжать театральными пьесами, нарядами, вкусом, манерами, языком, новым образом жизни и дотоле неведомыми удовольствиями государства, которые ее окружают, являя собой империю, какой до сих пор не знал ни один народ. Сравните ее, я прошу вас, с Римской империей, которая насаждала повсюду свой язык, рабство, тучнела от крови и рушила все вокруг до тех пор, пока не была разрушена сама»[128]. Иными словами, империя французского языка, благодаря своей утонченности и изысканности, гораздо выше империи латыни.
Универсализм возникает благодаря «ристалищу наций», по выражению Ривароля, то есть благодаря их конкуренции, их соперничеству. Победа досталась Франции вопреки заслугам других языков, победа утонченная и благородная, объясняет Ривароль, потому что французский язык «ясен». Говоря о ясности, он пользуется общепризнанным суждением, но утверждает и формулирует превосходство с той крайней надменностью, какая свойственна правителям: «что не ясно, то не по — французски; то, что не ясно — это еще по — английски, по- итальянски, по — гречески или по — латыни»[129]. «Рассуждение» Ривароля — это своего рода боевая машина, предназначенная для борьбы с самой опасной соперницей Франции на «ристалище наций», соперницей, которая яростнее всех оспаривает всеобщее господство всеобщего французского языка, а именно с Англией. «Англичане и французы, — пишет Ривароль, — соседи и соперники, после трех веков борьбы, но не за господство, а за существование, выжили и те, и другие, и теперь делят литературную славу и спорят уже на протяжении века, на кого будет смотреть Вселенная». Опасной соперницей Англия стала благодаря своему торговому могуществу. Лондон прославился как самый главный и самый богатый торговый город Европы. Ривароль тщательно отделяет «большой кредит англичан в деловом мире» от их предполагаемого могущества в мире литературы. Он стремится разделить экономику и литературу, чтобы дать Франции шанс по — прежнему оставаться владычицей литературной империи, давая понять, что культурное могущество не является следствием экономического. При этом он пишет: «Привыкнув получать большие кредиты при деловых операциях, Англия, похоже, переносит подобные могущественные условности и в область литературы, поэтому в ней много преувеличений, не совместимых с хорошим вкусом»
