Мираж - [15]

Боб несколько раз вздохнул глубоко и встряхнулся. Хотелось пить, и он отправился искать воду. В нише у туалета из стены торчал медный зеленый кран, откуда в замусоренную раковину капала вода. Боб по привычке хотел напиться прямо из крана, однако за спиной услышал:

– Паренек! Возьми стаканчик. Так же неудобно, да и кран грязный.

Боб обернулся и увидел пожилую женщину. Она протягивала ему тонкий чайный стакан.

– Возьми-возьми, – говорила она.

Он выпил несколько стаканов. Пить из прозрачного стакана было приятно и вода казалась вкуснее. «Какая мелочь вроде бы, – подумал он, – дала старуха посудину, а уж свободнее себя чувствуешь». Боб вернул стакан и улыбнулся женщине. Та покивала ему, мол, попил и хорошо. После такого ему захотелось привести себя в порядок. Зайдя в туалет, он тщательно вытер брюки, отмыл ботинки, хотел подтянуть галстук, но не вышло, да и лишним казался теперь измятый тряпочный клинышек. Боб снял его и сунул в урну.

Прихорашиваясь перед туалетным зеркалом, он ничуть не стал выглядеть лучше, но внутри у Боба появилась уверенность, что он не так будет бросаться в глаза и не так будет выделяться среди других пассажиров. Успокоенный, вернулся на место. Чемодан, конечно, никто не утащил, и его краешек дивана никто не занял. Боб сел, погрыз ногти, раздумывая, чем бы это заняться. Вспомнил про книгу, что с фуражкой лежала в чемодане. Вернее, не сам вспомнил: мужчина рядом вот уже несколько часов не отрываясь читал и натолкнул Боба на такую мысль.

С первых же страниц Шукшин Бобу понравился. Про деревню, а она ему вспомнилась сразу, как ножом по сердцу. И от слов, написанных просто, и от героев – простых сельских мужиков с юмором и веселой разбитной жизнью ему уже не хотелось отрываться. Боб сначала улыбался, а затем начал хохотать в местах, где находчивый писатель так закручивал! Упасть можно. Однако концы рассказов были не смешные. От некоторых грустно становилось… Портрета Шукшина в книжке не оказалось, но он почему-то представлялся Бобу не таким веселым, как его рассказы, а задумчивым и серьезным. На драматурга походил.

«Калина красная», – прочитал Боб очередное заглавие и не мог уже оторваться и пропустить хоть одну строчку.

Боб никогда не отличался сентиментальностью. Мужики, правда, похихикивали, слушая его рассказы про деревню и Анютку, – несерьезно, дескать, сопли распускаешь. Однако это не было его слабостью, просто так уж всегда вспоминается юность, хоть у кого какая. Ко всему другому Боб относился грубовато, а иногда эта грубость специально подчеркивалась им, чтобы не торчать белой вороной. А здесь события последних дней так подействовали, что, дочитывая повесть, Боб то и дело проглатывал тугой комок в горле и чувствовал озноб по всему телу. А когда Егор Прокудин с распоротым животом лежал на земле и помирал и читать дальше было нечего, Боб не выдержал. Ему захотелось спрятаться куда-нибудь в темный угол и скулить, бодать головой стену, царапать ее ободранными ногтями. «Выбрался же мужик совсем! – отчаянно думал Борис. – Понял, что к чему, а тут его зарезали!..» Он зажал лицо грязными руками, и жилы на руках вздулись сильнее, распухли они и на голове, словно в худом Бобовом теле стало вдруг много крови и ей не хватало места в венах и аортах.

– Вам плохо? – будто издалека услышал он.

Его стали трясти за плечо, окликать, спрашивать, где болит.

– Везде,- сказал Боб, не отрывая рук от лица. – Зарезали, гады!

Над ним тут же состоялся короткий разговор – кого и за что зарезали и не позвать ли милицию? – но Боб не дал ему перерасти в панику, признаки которой уже чувствовались. Он убрал руки и безвольно опустил их на колени, словно они весили сейчас не один килограмм. Сгорбился, наклонив голову.

– Читал вот, – пояснил он,- там мужика одного убили. Друзья его бывшие.

Мужчина, что сидел рядом, взглянул на Боба и ободряюще, будто маленькому ребенку, сказал:

– Стоит ли так переживать?

Боб не стал ничего объяснять ему и спорить не хотелось. Что спорить, он же не зла ему желает, а успокоить хочет. Пусть старается, это даже хорошо, что он Бобово состояние заметил, мог же и внимания не обратить. Ну сидит лысый парень в грязной рубахе, поймавшись за голову, и все. Может, она у него с похмелья болит? С виду-то вполне возможно. Однако заметили, вмешались… Мужчина продолжал заговаривать Боба:

– Это вы про «Калину красную»? – спросил он. – Кино такое есть. В нашем домоуправлении сантехник работает, так он говорит, что это про него сняли. Врет, конечно. Про таких идиотов не снимают. А вы сами-то что! Оттуда недавно?

– Да почти…

Участливый сосед понимающе закивал головой: дескать, ясно, отчего так проняло. Собственный опыт.

Дождался Боб драматурга. Он встретил его хорошо, без всякого удивления, хотя Боб намеревался извиниться и объяснить, в чем дело. Даже наоборот получилось. Драматургу сообщили, что к нему кто-то приехал и теперь ждет, и он посожалел, что не мог встретить Боба как полагается.

– Ну как успехи, брат? – сдержанно спросил Лавренков, когда они сели на кухне пить чай.

Боб не чувствовал стеснения, как тогда у парня – соседа драматурга. Словно тот барьер, что всегда мешал ему разговаривать с людьми не своего круга, исчез, и теперь можно говорить с каждым прохожим. Остановить просто человека и спросить, например, сколько времени, и этот человек не будет подозрительно или с отвращением смотреть на Боба или ждать, когда тот, узнав, который час, попросит еще и выручить двадцатью копейками. Нет, он ответит ему и ничего плохого о Бобе не подумает. Он чувствовал себя свободно, однако говорить ему было не о чем. Теперь возникшая в Красноярске идея потеряла смысл, а значит, и бессмыслен был его визит к драматургу. Но его тянуло сюда, хотя Боб все последнее время сомневался: нужно ли идти? Что он скажет Лавренкову? Как пьянствовал в Москве и как его обокрали? Пожаловаться и попросить денег на билет да какой-нибудь изношенный пиджак, чтобы не замерзнуть на обратной дороге? Как раз жаловаться Боб и не собирался, и просить что-то не хотел. Ехать можно было «зайцем», не впервой. В конце концов заработать десятку можно всегда, чтобы как-то дотянуть, не сдохнуть с голоду. Просить Боб не умел. А ему ли было бояться работы?