Мир вашему дому - [91]

— Вот только в конторе поговаривают, будто эти двадцать пять плетей нам и взаправду за норму хотят записать, — вставил Пантюха.

— Не посмеют, — уверенно сказал Фатых. — Сегодня норма — двадцать плетей, завтра — вдруг двадцать пять. Что же, они за счет нашего горба хотят нормы срезать? Так, Равиль?

— Не совсем так, ребята. — Равиль, помолчав, поднял на рабочих глаза. — Если мы нормы заморозим, то будем топтаться на одном месте. Но вы ведь все лучше хотите жить, больше получать, больше приобретать, детей своих растить в полном достатке. Но за счет кого? Чужого горба? Думаете, другие начнут больше давать, пока вы на своих двадцати плетях сидеть будете?

— Вроде и верно, — нехотя согласился Фатых. — Но если б нормы из центра шли, а то какой-то Бакиров будет нам законы рисовать…

— Бакирову с Кузьмичевым план спускает завод, а тому сверху, из Москвы, — еле сдержался от улыбки Равиль. — Каждый год цех обязан давать продукции больше, но без увеличения количества рабочих.

— И всем так? — спросил Пантюха.

— Всем, — сказал Равиль. — Оттого страна и богатеет. Через пять лет вы обязаны будете давать бригадой уже по тридцать — тридцать пять плетей.

— Во как! — изумился Фатых. — Что ж, будем бегать, как в мультфильме?

— Будете пешком ходить, но очень проворно, — успокоил Равиль. — Будете резервы искать с Бакировым. Их у вас полно. Например, давно вам пора на автоматическую сварку переходить. Вот и высвободятся сразу два сварщика.

Фатых о чем-то задумался.

— Ты мне объясни такую вещь, — сказал он. — Если наше начальство не потянет новый план? Что тогда?

— Будут искать таких руководителей, которые потянут.

— Ты будто с колокольни глядишь, — удивился Пантюха. — Что видишь, то и нам рассказываешь без утайки, честно. Правда, в бригаде ты нас часто сердил своими речами, но лучше вот так в глаза говорить, чем пыль пускать. На собраниях нас не устают хвалить: рабочий класс да рабочий класс, а подойдешь иной раз к большому начальнику, он с тобой серьезно поговорить не хочет. Отшутится либо по плечу похлопает, вот и весь разговор.

— Обиделись мы как-то на тебя, — вспомнил Фатых. — Нас Бакиров при всех похвалил, а ты сказал после в бытовке, что Бакиров неправду сказал. Мы, мол, плохо, несобранно работаем. Вскипели тогда ребята на тебя, но быстро поняли, что так оно и есть.

Бригадир переглянулся с Пантюхой. Равиль поймал взгляд и усмехнулся. «Собираются о чем-то просить», — понял он.

— Я вас слушаю, — улыбнулся Равиль.

— Как у тебя со здоровьем? — спросил Фатых. — Возвращался бы в бригаду. Ребята к тебе привыкли, уважают…

— О здоровье лучше не говорить, — Равиль посмотрел на Фатыха, потом на Пантюху. Те опустили глаза. — Но вы пришли не здоровьем моим интересоваться?

Фатых не ответил. Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил листок бумаги. Равиль осторожно взял его, положил перед собой на стол.

— Тут мы изобразили кое-что, — Фатых посмотрел на друга, и тот подхватил: — В тот раз ты уговорил нас катать плети на изоляцию лебедкой. Но мы как-то подумали с Фатыхом: зачем катать плети, зачем лишнего человека на лебедке держать? Надо наш участок переставить вот сюда, за цех, конвейер удлинить, тогда наши плети можно сразу укладывать на ролики и отправлять на участок изоляции.

— Молодцы! — изумился Равиль. — Удивляюсь себе, как это я сразу не догадался?

— Показали мы свои каракули Бакирову, — Пантюха, морщась, разглаживал бумагу. — Он нам говорит: ну, мол, вас с вашими идеями. Мне что, делать нечего? Ему забор теперь надо переносить, конвейер удлинять. Одни убытки…

— Что за человек! — огорчился Равиль. — Рабочие ему мысль несут, думают за него, а он отпихивает их. Лишь бы отчитаться за план, закрыть наряды. Потом хоть потоп… Зачем он кончал институт?

— Всю жизнь в старших мастерах проходит, — поддакнул Пантюха. — Мы пришли к тебе за такой помощью: если б ты описал наше предложение как следует да расчет приложил, тогда б Бакиров на это иначе посмотрел.

— Понял ваш план, — Равиль взял листок в руки. — Сегодня же вечером я задержусь и вычерчу все эскизы. А расчет дома сделаю.

Фатых с Пантюхой поднялись и крепко пожали Равилю руку.

* * *

Вернувшись домой, Равиль сел за расчеты. Ему понравилась идея этих дотошных, сообразительных рабочих, и он недоумевал, как ему самому не могла прийти в голову мысль о переносе забора. Только взглянув на эскиз, Равиль понял, почему идея рабочих была для него до сих пор неприемлемой. Воспитанный в суровых рамках комбината с его ограниченными площадями, где нельзя было на метр отступить за свою территорию, Равиль в этом цехе всякий раз упирался в ограду, привычно считая ее незыблемой. Фатых с Пантюхой, смолоду работавшие в полевых условиях, не питали почтения к цеховому забору.

Но расчеты Равиль не сумел закончить. Сильные боли в желудке уложили его в постель. Ночью он ни на минуту не сомкнул глаз. Мокрый, Равиль лежал под байковым одеялом и прижимал к животу колени. Утром он не смог подняться и пролежал в постели весь день.

Мать, встревожившись, позвонила с утра в санаторий и попросила подругу заменить ее на работе.

— Пей парное молоко, — попросила она сына и поставила возле него литровую банку.