Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - [34]

мало. И не только видел. Полезай ко мне — говорил на мирском языке практически без акцента,

лишь иногда пришепетывая.

57

57

- Господин слишком милостлив ко мне.

- Я к тебе не милостив. Я тебя хочу.

- Господин будет гневаться, если я скажу правду.

- Говори. Что еще за правда?

- Я не предназначен для вас.

Бухан взревел, денек и так был не из легких, а тут еще этот красавчик смеет перечить:

- Я сказал, полезай сюда!

- Нет! Я предупреждал, что вы будете недовольны. Позвольте объяснить.

Бухан не стал бы тем, кем он стал, если бы не имел таланта слушать:

- Говори.

- Я не хотел вас оскорбить, говоря, что не могу вам принадлежать. Среди кровников клана

астрономов есть тайное поверье — если девственник или девственница с чистой кровью вступит в

связь с божеством, он или она становятся божеством, сменяя небесного праотца. Меня зовут

Торнвальд де Аастр. В моих венах течет кровь двух великих кланов — астрономов и пастырей. С

тех пор, как я узнал об этом, нет мне покоя. Узнав об Олафе Всемогущем, я устремился в Крамбар.

- А как же история купца, который тебя привез? В ней есть хоть доля правды?

- Он ни в чем не виноват. Я с ним особенно и не разговаривал. А то, что он решил нажиться на

моем стремлении попасть сюда — что ж, я его не виню, каждый ведь получил то, что хотел. И

подумайте, насколько для вас будет выгоднее иметь меня в друзьях, чем в любовниках. Друг

божества — звучит неплохо, да?

Бухан призадумался, потом сообразив что-то:

- Знаешь, это лишь твои слова, я ни разу не слышал об этой вашей астрономовской «тайной»

легенде. Поэтому я, пожалуй, откажусь от еще одного божественного друга — мне достаточно

Всевышнего Олафа.

- Ну тогда вы тем более должны быть заинтересованы в добром отношении вашего Всемогущего:

потому как кровница моя — не девственница (да простит меня Стела, откуда мне знать — ее

личная жизнь за семью печатями), но для кровника она многое сделает. Поэтому она отдаст

Красных башнях мое сердечное послание для Всемогущего, которому Вы, бухан Эрик Краусс

обещали меня. А божества любят, когда им пишут, и пишут о них, умоляя о любви и свиданиях. Так

что предлагаю подумать вам: отдавать ли меня в целости (подчеркнул-то как — в ЦЕЛОСТИ)

своему божественному другу или? - Вальд замолчал, потом продолжил вкрадчиво: - И я слышал,

что император не очень любит тех своих подданных, что не стремятся угодить ему.

Лицо бухана посерело, вместо Вальда привиделся императорский лик с брюзгливо оттопыренной

нижней губой, и этот лик хмурился недовольно. Но потом кровь вновь прихлынула к щекам бухана:

- А зачем божеству наделять тебя божественной силой? Зачем ему конкурент? Я лишу тебя

девственности — этого хочу я. А потом он получит тебя, астронома, в свои игрушки. Все довольны,

58

58

всем хорошо. Тебе тоже понравится — никто из моих любовников потом не жаловался, хотя

многих поначалу приходилось держать. Мои хирдманны — лучшие помощники для укрощения

строптивцев. Я не буду портить твою нежную кожу наказанием, я буду с тобой оочень нежен. Лишь

в первый раз мне помогут, а потом ты сам будешь за мной бегать.

Астроном едва не запаниковал, чувствуя близкий проигрыш, но вспомнил, как побледнел от страха

бухан. Перед глазами всплыло такое далекое лицо из прошлого — матушка Нарика Изабелла

Криста, что пророчила ему великое будущее, и решил, что он сейчас - больше пастырь, чем

астроном и, собравшись с силами, продолжил:

- А я не собираюсь быть ему конкурентом. Я буду в его услужении. Красные башни не самое

худшее место для проживания. Всевышнему будет радостно, что ему служит сын богов, наследник

Аастра и Пастыря небесных.

Бухан оглушительно захохотал:

- А что же, ваша семерка небесная, они спинолюбы? Ты сын Аастра и Пастыря?

- Нет, бухан, они не спинолюбы. Я — действительно редкость на Зории. Моей матерью была одна

из последних женщин клана астрономов, а отец — пастырь, что словом мог начинать и заканчивать

войны, - Вальд счел за лучшее не упоминать, как закончился мирской путь его родителей.

И вновь задумался бухан. Вода остыла и он велел подать нагретую простыню, в которую его

облачила подбежавшая мойщица. Заглянул главный ухаживальщик, вопросительно глянул на

хирдманнов, один из них едва заметно отрицательно покачал головой, показывая, что их услуги

сегодня вряд ли понадобятся. Возбуждение Краусса схлынуло, он стал рассуждать разумно и

решил, что милость одного божества и вероятная дружба другого — даже, если астроном

божеством не станет, что наиболее вероятно — это что-то новенькое и может сослужить хорошую

службу. Все крамсоны ходят по лезвию, почему бы не притупить это лезвие... тем более, что

миряне — люди слова, в этом Краусс убеждался не раз. Если же парень лжет — что же, никогда не

поздно позвать двух хирдманнов, чтобы те подержали мальчика и уж тогда потешиться от всей