Минная гавань - [31]

— Говорит комбриг. Жду вас на бортовом триста полста четыре.

Заставец появился вскоре. Он вошел в кают-компанию с утомленно-озабоченным выражением на лице, но с готовностью тотчас исполнить любое приказание вышестоящего начальства.

— Собираетесь домой, Остап Григорьевич? — с нарочитой вежливостью поинтересовался Буторин.

— Собираюсь, Николай Иванович, — ответил Заставец, — но разве тут скоро освободишься? — и притворно вздохнул.

— Знаете что?.. Оставайтесь-ка сегодня ночевать здесь, — предложил комбриг, с ехидным прищуром глядя на майора. — Ледорубов у нас бездомный, скучно ему. Думаю, тему для разговора вам подыскать будет нетрудно…

Буторин кивком попрощался и вышел, попутно сдернув с вешалки плащ.

В кают-компании установилось неловкое молчание. Ледорубов делал вид, что занят расчетами. Заставец, заложив руки за спину, тоскливо глядел в иллюминатор. Шумно вздохнув, произнес наконец:

— Так и быть, завтра выпишу вам ордер. Только первый этаж, четырнадцать метров. И чтобы потом не приставать: отдельных квартир у меня нет и в скором времени не предвидится.

Захар с безразличным видом пожал плечами. Скатав ватманский лист, он пожелал майору спокойной ночи и отправился в свою каюту.

Новоселье состоялось через несколько дней в старом двухэтажном доме, стоявшем на берегу моря. Комната оказалась небольшой, но вполне уютной. Правда, пришлось подремонтировать печку и заменить обои, но зато не было заботы с мебелью. Здесь имелось все необходимое: неширокая кровать с тугой пружинной сеткой, квадратный стол на прочных ножках и канцелярский шкаф, переделанный под гардероб. Из единственного окошка открывался вид на залив, на дальние леса, которые щетинились по берегам. Но всю прелесть своего нового жилья Захар оценил поздним вечером, когда над морем зависла полная луна. Он увидел, как засветилась вода, будто ее слегка припорошили серебристой пудрой, услышал мерные всхлипы волны, ластившейся к прибрежным валунам, ощутил дыхание ветра, настоянного на густых запахах свежей рыбы, водорослей и соли.

В тот вечер работать не хотелось, на ум приходили возвышенные мысли о будущем. И Захар удивился тому, что способен еще мечтать. Его окошко представлялось чем-то вроде удивительной сказочной призмы, через которую он совершенно иначе, не так, как все прочие люди, глядит на мир. В какое-то мгновение все неприглядное стало привлекательным, а несбыточное — вполне осуществимым. Даже его отношения с Тамарой показались не такими уж безнадежными.

«Вот если бы она взглянула на море через это окно моими глазами…» — с тоской подумал Захар.

Но вскоре на небо надвинулись тяжелые осенние тучи, и чудесное видение исчезло. Ледорубов вновь обрел ощущение реальности. С грустной улыбкой он согласился с тем, что не в его силах вернуть прошлое, каким бы прекрасным ни казалось оно и как бы сильно ни манило к себе…

Захар принялся наводить в комнате порядок. Приладил к окну занавески, постелил на стол новую скатерть, повесил на стену небольшой эстамп с изображением старой Риги.

К нему постучались. Захар открыл дверь и увидел полногрудую, высокую женщину лет пятидесяти. Широкое доброе лицо, внимательные глаза.

— Добрый вечер, — поправляя мизинцем очки, сказала она приветливым грудным голосом. — Я ваша соседка, зовут меня Нина Сергеевна.

— Приятно познакомиться, — отвечал Захар с улыбкой, протягивая ей руку.

Они разговорились. Словоохотливая Нина Сергеевна поведала, что с тех пор, как овдовела, живет одиноко. Работает в госпитале медсестрой. Через два года собирается на пенсию.

Потом они вместе пили чай в ее комнате, смотрели телевизор. А попрощавшись, остались вполне довольны друг другом.

Перед сном Захар решил немного проветриться. Набросил на плечи просторную плащ-накидку, надвинул на фуражку капюшон и вышел на крыльцо. Старательно обходя лужи, начал пересекать двор. Где-то рядом звякнула цепью и взбрехнула несколько раз соседская собака. В сарайчике недовольно загалдели разбуженные куры.

Захар полагал, что ему теперь некуда спешить и неотчего волноваться. Его теперешняя жизнь представлялась вполне разумно устроенной. Хотелось только подольше сохранить это устоявшееся душевное равновесие, чтобы никогда не сожалеть о своем прошлом…

Узкие улочки приморского городка выглядели пустынными и оттого казались бесконечными. Мелкий холодный дождь моросил ни сильней, ни тише. Раскачивались фонари на редких столбах, и тусклые круги света назойливо гладили лоснившуюся от черной влаги землю. И снова ноги сами собой понесли его в сторону матросского парка.

«Вот только издали погляжу, горит ли свет в библиотеке, и все, — решил он. — Кому от этого будет плохо? Просто на душе спокойнее станет…»

Кутаясь в широкую плащ-накидку, Захар с видом праздного гуляки брел по безлюдной аллее парка. Тихо. Лишь чуть слышно шуршал в опавшей листве дождь, да где-то далеко передавали по радио из Москвы последние известия.

Проходя мимо беседки, Захар насторожился. Оттуда доносился сдержанный женский плач. И столько в нем было отчаяния и какой-то безысходности, что Ледорубов невольно остановился, вглядываясь из-под капюшона в глубину темной беседки. На какое-то мгновение вспыхнула спичка, осветив лицо человека в матросской бескозырке.