Minima philologica. 95 тезисов о филологии; За филологию - [28]

Шрифт
Интервал

любого помысленного или действующего, до произнесенного или написанного слова априорно подвергать его соприкосновению с другим, которое не есть слово и которое никем не руководимо и никем не обосновано. В предложении – в раз-лагающем предложении [entsatzender Satz], sit venia verbo[103] – «извечает в „для / за“» – лишаются силы принцип и примат логоса для познания, языка и действия. «Для / за», за которое оно говорит, это противо-слово для онтотеологического основополагающего слова, постулируемого в Евангелии от Иоанна как en arche en o logos[104]. В начале было не слово: чтобы возникло начало и слово, в нем должно было, без начала и слова, уже быть запущено противонаправленное движение – некое «из- / от-» – которое отдаляло бы его от его arche, его основания в себе, его власти, насилия и использования. Когда слово получает слово, оно всякий раз происходит из и переходит в слово-для / – за. И даже когда оно есть слово для слова, то оно – слово для другого и a limine[105] бессловесное «слово», так что монархия языка закончилась, еще и не начавшись. Язык из «для / за» – это an-arche.

Имманентная приостановка слова в слове делает его говорящим-за [Für-Sprecher], адвокатом и защитником для другого – которое ни в каком слове не находит приюта. Извечая себя, слово отвечает на собственное насилие тем, что «иссиливает» его. «Для / за» у Целана – не один предлог среди прочих, а абсолютный, предваряющий все последующие предлоги и их обусловливающий пред-предлог. Это не местоимение [Fürwort], замещающее слово, как оно описывается в грамматиках, а некое имение без места; это «для / за» прежде любого слова и даже прежде себя самого, и потому это «для / за» – не слово, а то, в чем – в том числе и в «для / за» – оно активно и вместе с тем пассивно извечает. Слово для слова – то есть для слова и для языка вообще – само не может быть словом из языка; скорее наоборот, язык должен быть языком извечающего и извеченного «для». Это – абсолютное пред-слово и от-слово для любого другого, уже известного или еще неизвестного слова. Поэтому в «здесь» определенного исторического языка, немецкого, это слово – радикальнейший, суб-радикальный ответ на возможность будущего языка и вместе с тем на возможность не только языка, но и событийности [Geschehen], выходящей за рамки любых слов и всякого языка. Это – пред-слово и ответ, говорящие в «здесь» за иное, чем «здесь», и тем самым за вместо-положение [Entortung] любых понятий топического порядка. «Для / за» в стихотворении Целана не есть слово, в нем слово «извечает» – «извечает» себя и любое другое слово, за которое оно говорит и пред которым оно говорится. «Извечая» всю совокупность языка, его функций и операций, это слово узурпирует все другие; оно – универсальный паразит, в пределе бесконечный парабазис, структурная пародия тотальности языка, но и – слово, говорящее аффирмативно за все еще предстоящие слова, даже за слово «за», и оно говорит за-ранее, предваряя их, и если и не без насилия, то все же, «иссиливая», расчищает для них место.

За – это открытый для слова слог, атопическое пространство, пред- и за-языковой жест, который, обращаясь к языку и сдерживаясь, позволяет всему, что составляет язык, состояться. Однако так же, как пред-слово, ответное слово и противо-слово ко всему говоримому, «для / за» говорит в пользу и не сказанного, и того, что вообще не может быть сказано. Говоря за другого, за следующего другого и всякий раз по-другому, оно не может говорить по-другому – только все время и за ничто и за никого. «Для / за» означает поэтому «для / за» в кавычках, а значит, и само «извечается в для / за», «не для / за», «от-для / – за» [Ent-Für]. В «для / за» язык говорит и против себя самого и за свою немоту: не так, как если бы немота находилась вне его, и не так, как если бы когда-нибудь могло найтись соответственное ей слово, а скорее таким образом, что отдает себя на волю события «извечания», говоря с онемением, из него и по направлению к нему. «Для / за» – язык – молвит; «для / за» – вне языка – умолкает: мутирует. «Для / за» во всех смыслах, в том числе и в смысле mutum[106], которое ни в каком слове нельзя постичь, – это мутация языка[107].

В стихотворении Целана не постановляется, а излагается, что в «за» извечается – в том числе и само это «за». Неологизм «извечает» [entwortet] говорит как параномазия, при-, почти- и со-имя, образованное от «обесценивает» [entworten] и «от-вечает» [antworten], он отнимает у них тем самым характер самостоятельных слов и лишает их функции, указывая лишь на их потенциальное существование как раз самим словом «извечает», в котором высказывается их приостановка. Но и слово «для / за» тоже говорит не как отдельное слово, не как номинальная единица национального языка, его также можно прочесть как омофон французского слова «fur», как в выражении «au fur et à mesure» или «au fur à mesure». Это выражение означает не только «смотря по обстоятельствам» и «по мере того как», но и «соответственно» [entsprechend] – и это «соответственно» можно, в свою очередь, перетолковывая префикс, превратить в «из-говаривая» [ent-sprechend] и далее, в «из-вечает» [entwortet], как происходит у Целана. «Für» как перевод французского «fur


Рекомендуем почитать
Несчастная Писанина

Отзеркаленные: две сестры близняшки родились в один день. Каждая из них полная противоположность другой. Что есть у одной, теряет вторая. София похудеет, Кристина поправится; София разведется, Кристина выйдет замуж. Девушки могут отзеркаливать свои умения, эмоции, блага, но для этого приходится совершать отчаянные поступки и рушить жизнь. Ведь чтобы отзеркалить сестре счастье, с ним придется расстаться самой. Формула счастья: гениальный математик разгадал секрет всего живого на земле. Эксцентричный мужчина с помощью цифр может доказать, что в нем есть процент от Иисуса и от огурца.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».


Работы по историческому материализму

Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.


Стать экологичным

В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.


Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.