Милицейские были - [14]

Много лет приходится Цибуле изобличать закоренелых преступников, которых затем осуждают суды. Но ни разу не присутствовал он при исполнении высшей меры наказания… Ему сообщили, что такой-то изобличенный им бандит расстрелян. Нередко он узнавал об этом из печати. Но как происходит это чисто технически, он не интересовался. Теперь он впервые оказался в комнате, в которой осужденные на смерть бандиты произносят свои последние в жизни слова. Цибулю охватило какое-то неопределенное чувство, в котором смешано было любопытство с волнением и ожиданием чего-то необычного, неприятного и даже, пожалуй, страшного.

Два надзирателя с сержантскими погонами, поддерживая под руки, ввели осужденного (он был в наручниках) и остановились перед прокурором. Много дней провел Цибуля на допросах этого человека. Он остался в его памяти как жестокий, ловкий, насквозь пропитанный ложью. Только бесспорные улики или прямые свидетельские показания как-то на него действовали, и он нехотя, с оговорками, признавал вину, да и то лишь в таких случаях, когда очевидность доказательства была бесспорна. Даже при явных доказательствах он грубо и решительно все отвергал. Его наглость нередко доходила до прямого издевательства над следователем. «Не пойман — не вор, ничего не знаю и никаких показаний давать не буду». Днями и неделями он отказывался говорить. А глаза… Злая искорка никогда не гасла в них. Руки с широкими ладонями всегда наготове — того и гляди схватят тебя за горло. Цибуля на его допросе никогда не отпускал из кабинета конвоиров. А теперь он увидел перед прокурором жалкого рыхляка с потухшим, отрешенным взглядом. Камера-одиночка, в которой он содержался после вынесения смертного приговора до утверждения его высшей инстанцией, окончательно сломила даже этого бездушного и безжалостного убийцу.

— Почему не брит? — спросил прокурор.

— Не захотел. В бане помылся, чистое белье надел, а бриться отказался наотрез! — сказал конвоир.

Прокурор хорошо знал преступника в лицо. Ведя надзор за содержанием арестованных в тюрьме, он не раз с ним встречался, разговаривал. И потому лишь для соблюдения инструкции он еще раз сверял то, что написано на бумаге с государственным гербом: фамилия, имя, отчество, год и место рождения…

— Вы подавали жалобу о помиловании?

— Подавал, — голос сиплый, грудной.

— Я уполномочен сообщить, что ваша, как и вашего брата, просьба о помиловании отклонена, приговор суда будет приведен в исполнение!

Сивильский ничего не ответил, моментально как-то обмяк и повис на руках конвоиров. Цибуля, воспользовавшись минутной тишиной, сделал шаг к осужденному:

— У вас есть что-либо сообщить следователю? Вы не все нам сказали.

Осужденный посмотрел на Цибулю таким пронзительным взглядом, что Цибуля невольно отступил и отвернулся. «И зачем я к нему со своими вопросами за какие-то секунды до смерти?..»

Осужденного увели.

— Товарищ полковник, это тот бандит, что женщину и шоферов убил? — спросил водитель, когда Цибуля сел в автомашину.

— Тот самый.

— А брата его — тоже?

— Тоже.

— Как тяжело все это для матери. Родила двоих сыновей, и у обоих такой страшный конец.

— Заслужили.

— Да, наделали они беды… Зверье!

Машина тронулась.

…Цибуля был дома и смотрел телевизор, когда позвонил дежурный по управлению и сообщил об убийстве женщины. Приказав прислать машину, он быстро оделся и вскоре был в одной из квартир нового жилого массива.

Пожилая полуобнаженная женщина лежала посреди комнаты. В другой комнате, между шкафом и простенком, обнаружили пятилетнего мальчика. Он так втиснулся в узкий проем, что его с трудом вытащили оттуда. Мальчик весь дрожал, всех боялся и повторял:

— Дяди кололи… Бабушке больно!.. Она плакала!..

По форме нанесения ран видно, что старуху пытали. Наверное, требовали деньги.

Зять и дочка во время трагедии были в театре. Когда они вернулись, Цибуля проводил их в соседнюю комнату, чтобы они не видели труп, возле которого хлопотали судмедэксперты. Позже зять и дочка погибшей заявили, что из ящика стола исчезли деньги и не оказалось многих вещей. Опытный глаз Цибули сразу заметил: здесь побывало двое бандитов. Собственно, одному на такое дерзкое преступление идти вряд ли с руки. «Но кто мог это совершить?» — Цибуля мысленно искал ответа на этот вопрос. Ведь дом заселен всего месяц назад. Приезжий преступник вряд ли мог за такое короткое время изучить жильцов, чтобы наметить жертву для грабежа. Вероятнее всего это дело рук знакомых кого-либо из жильцов этого дома. Преступник, безусловно, знал не только то, что здесь есть чем поживиться, но ему была известна и такая деталь, как пребывание зятя и дочери в театре. Цибуля, чтобы другие не слышали, шепотом дал задание своим сотрудникам немедленно изучить все связи жильцов дома, установить, кто из мужчин за прошедший месяц посещал этот дом.

Может быть, потому что дом стоял на отшибе, вдали от других, а рядом еще только закладывались фундаменты других зданий, а возможно, потому, что переселились сюда жильцы из одного аварийного дома, но все люди хорошо знали друг друга. Установить, кто к кому приходил, не представляло большого труда. В том небольшом списке, который через день представили работники на рассмотрение Цибули, значился и Сивильский. Он навещал друга своего детства, хотя друг этот и тяготился таким знакомством, а после очередного осуждения Сивильского за грабеж забыл о нем и думать. Все же сразу после освобождения из тюрьмы Сивильский разузнал новый адрес однокашника и посетил его.