— Черта с два! Не бывать по-твоему! — мне удалось еще немного сбросить скорость, и, прежде чем грузовик окончательно потерял управление, я открыл дверцу кабины, выпрыгнул и покатился по склону.
Думаю, смягчила удар, а может быть, и спасла меня спецодежда. И прежде чем грузовик выскочил из радиуса радиопередачи, я услышал голос Максин:
— Это я задумала такую концовку, Дэнни. Я же говорила, что могу рассчитать все, что угодно. Прощай.
Лежа и чувствуя себя так, как может себя чувствовать смятая, скрученная и всеми прочими способами изувеченная перфокарта, и размышляя о том, кто мне ближе — скульптор Пигмалион или доктор Франкенштейн, — я услышал, как наверху, на автостраде, затормозила машина.
Я услышал шаги и, повернув голову, увидел ремешки белых сандалий, а над ними, примерно в пяти футах, глаза цвета кленового сиропа.
— Максин положила твой проклятый пятитысячник на обе лопатки, — прохрипел я. — Она была в чемоданчике. И пат ему устроила тоже она… Это она планировала кражи и все остальное. И меня она перехитрила…
— Когда ты создал эту женщину, ты сделал хорошее дело, — сказала Соня и коснулась моей щеки. Потом она ощупала меня, но сломанных костей не обнаружила.
— Вместе мы сможем построить просто-таки дьявольский компьютер, — сказал я.
— У тебя ус кривой, — улыбнулась она. — Я его подровняю.
