Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса» - [7]

Шрифт
Интервал

«Легаты прикомандировывались сенатом к главнокомандующему сообразно с его желанием. Они обыкновенно исполняли наиболее ответственные поручения полководца — то в качестве командиров одного или нескольких легионов или всей конницы, то…»

Через 70 лет после Цезаря ситуация вряд ли была существенно иной. Так что и «легат легиона», и «трибун когорты» выглядят странно — как перенос современной военной пирамиды подчинения на римский легион.

* * *

Абсурдизмы Булгакова:

«… — однако, послушав меня, он стал смягчаться, — продолжал Иешуа, — наконец, бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдёт со мной путешествовать…» (Ч. 1, гл. 2)

Это о сборщике податей Матвее, будущем евангелисте. Насколько можно понять, Иешуа не сказал Матвею поднять деньги и отнести их куда следует. А ведь если не отнести, то с людей, уплативших подать, преемник Матвея будет требовать её повторной уплаты. Аналогично потом Маргарита будет швырять букет на тротуар, не заморачиваясь тем, что это загрязняет город. Наклонность эффектно швырять, не думая о последствиях, — это проявление то ли абсурдности, то ли небережного отношения к ближнему.

* * *

Физические неточности Булгакова:

«Пилат… увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.» (Ч. 1, гл  2)

Если солнечный луч ещё только подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, тому ОЧЕНЬ РАНО сторониться солнца (он ведь не вампир), поскольку он в целом ещё находится в тени.


«…Пилату в уши ударила звуковая волна: „Га-а-а…“ Она началась негромко, потом стала громоподобной…» (Ч. 1, гл. 2)

Если «волна» начиналась негромко, то она никак не могла ударить в уши.


«…сквозь гром различимые женские стоны.» (Ч. 1, гл. 2)

???!!! Обычно сквозь гром неразличимы даже мужские крики.


«Туман висел и цеплялся за кусты внизу вертикального обрыва.» (Ч. 2, гл. 21)

Сложность здесь в том, что горизонтальных обрывов не бывает. Кромка обрыва всегда вертикальная или близкая к таковой, иначе — не обрыв, а осыпь. И про не вполне вертикальный край возвышенности говорят «крутой склон», а не «пологий обрыв».

* * *

Биологические неточности Булгакова:

«Но были и ещё жертвы, и уже после того, как Воланд покинул столицу, и этими жертвами стали, как это ни грустно, чёрные коты. Штук сто примерно этих мирных, преданных человеку и полезных ему животных были застрелены или истреблены иными способами…» (Ч. 2, гл. 20)

Ошибка здесь в том, что коты человеку не преданы. Преданы бывают собаки, а коты просто любят, когда люди за ними ухаживают. Причина непреданности котов — в том, что они — не стайные животные, и инстинкты дружбы, солидарности, подчинения у них не развиты.

* * *

Просто неудачные места:

«И тотчас рука его соскользнула и сорвалась, нога неудержимо, как по льду, поехала по булыжнику, откосом сходящему к рельсам, другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило на рельсы.» (Ч. 1, гл. 3)

В данном случае «соскользнула» и «сорвалась» — это два раза об одном и том же. А ещё совсем не ясно, ЧТО подбросило другую ногу. Не иначе, нечистая сила. Про то и роман.


«Добравшись до столбов, уже по щиколотку в воде, он содрал с себя отяжелевший, пропитанный водою таллиф, остался в одной рубахе и припал к ногам Иешуа.» (Ч. 1, гл. 16)

Это про Матвея. Иешуа в это время висел распятый на вершине Голгофы, так что непонятно, почему Матвей по щиколотку в воде. Разумеется, лужа могла быть и на самой верхушке холма — и даже там, где присыпали грунтом врытые в землю столбы. Вдобавок, возможно, Матвей намеренно искал, где поглубже, — чтобы пострадать. Но сбивает с толку слово «уже» перед «по щиколотку».


«…он заставил его грезить и видеть в мучительных снах древний Ершалаим и сожжённую солнцем безводную Лысую Гору с тремя повешенными на столбах.»

Согласно другим источникам, не совсем повешенные и не совсем на столбах, а скорее распятые на то ли T-образных, то ли крестообразных приспособлениях. Осторожнее было бы выразиться «с тремя распятыми» — без уточнения, на чём именно. Иначе получается, что католики молятся перед столбами, а не перед крестами.

* * *

Жилищная проблема мучила Михаила Булгакова чрезвычайно сильно. Это заметно и по «Собачьему сердцу», и по «Зойкиной квартире», и по всяким фельетонам, но особенно — по «Мастеру и Маргарите». В последней вещи даже фамилия одного из главных героев — Бездомный.

В «Мастере и Маргарите»:

«Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире.» (ч. 2, гл. 19)

А Булгаков знал… Ну, я тоже.

«— Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под её босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной.» (ч. 2, гл. 31)

Именно. Тишины не хватает даже при наличии собственной квартиры — и даже собственного дома: есть такой вездесущий и практически неистребимый природный феномен, как хамоватые дураки-соседи, проявляющие чрезмерную жизненную активность. Моральные доводы на них не действуют, а убивать — это себе дороже.

Из дневников Булгакова:

«Пока у меня нет квартиры — я не человек, а лишь полчеловека.» (18.09.1923)


Еще от автора Александр Владимирович Бурьяк
Особо писателистый писатель Эрнест Хемингуэй

Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века».


Аналитическая разведка

Книга ориентирована не только на представителей специальных служб, но также на сотрудников информационно-аналитических подразделений предприятий и политических организаций, на журналистов, социологов, научных работников. Она может быть полезной для любого, кто из любопытства или с практической целью желает разобраться в технологиях аналитической работы или просто лучше понять, как устроены человек и общество. Многочисленные выдержки из древних и новых авторов делают ее приятным экскурсом в миp сложных интеллектуальных технологий.


Искусство выживания: безопасность в жилище, на улице, в транспортном средстве, в лесу и т. п.

Книга в систематизированной форме излагает способы защиты от различных вредных факторов. Даются существенные и выверенные рекомендации, для реализации которых не требуется каких-либо особых качеств, усилий, средств. Рассматриваются различные трудности, с которыми может столкнуться каждый. Приводятся необходимые сведения по медицине, технике безопасности, пожарной тактике, биологии, физиологии человека и т. д. Книга предназначена для всех, кто хочет добиться многого, не слишком рискуя, или хотя бы жить спокойно и долго.


Технология карьеры

Выбор поприща, женитьба, устройство на работу, плетение интриг, заведение друзей и врагов, предпринимательство, ораторство, политическая деятельность, писательство, научная работа, совершение подвигов и другие аспекты извечно волнующей многих проблемы социального роста рассматриваются содержательно, иронично, по-новому, но со ссылками на древних авторов.


Мир дураков

Дураковедческое эссе. Апология глупости. Тоскливо-мрачная картина незавидного положения умников. Диагнозы. Рецепты. Таблетки.


Искусство сбережения сил (версия без ёфикации)

Как находить время для приятного и полезного. Как выжимать побольше из своих скудных возможностей. Как сделать лень своим жизненным стилем и поднять ее до ранга философской позиции. Попытка систематизации, осмысления и развития лентяйства. Краткое пособие для людей, ищущих свободы и покоя. Куча очевидных вещей, которые для кого-то могут оказаться долгожданным счастливым открытием. Может быть, некоторые мысли, высказанные в этой книге, вовсе не блещут значительностью и новизной, зато они наверняка отличаются хотя бы полезностью.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Станислав Ежи Лец как мастер дешевых хохм не для дела

Для поверхностных авторов он [Станислав Ежи Лец] удобен в качестве источника эпиграфов, потому что у него не надо ничего ВЫЧИТЫВАТЬ, выделять из массы текста, а можно брать готовые хохмы, нарезанные для немедленного употребления. Чистоплотным писателям нееврейской национальности лучше его игнорировать, а если очень хочется ввернуть что-то из классиков, то надо пробовать добросовестно откопать — у Платона, Цицерона, Эразма Роттердамского, Бальтасара Грасиана и иже с ними. Или хотя бы у Баруха Спинозы: тот не стремился блеснуть словесными трюками.


Василий Шукшин как латентный абсурдист, которого однажды прорвало

Василий Макарович Шукшин (1929–1974) — харизматическая фигура в советском кинематографе и советской литературе. О Шукшине говорят исключительно с пиететом, в крайнем случае не интересуются им вовсе.


Лев Толстой, или Русская глыба на пути морального прогресса

Да, Лев Толстой был антинаучник, и это его характеризует очень положительно. Но его антинаучность обосновывалась лишь малополезностью науки в части построения эффективной моральной системы, эффективной социальной организации, а также в части ответа на вопрос, ЧТО считать эффективным.


Антон Чехов как оппонент гнилой российской интеллигенции

Я полагаю, что Сталина в Чехове привлёк, среди прочего, мизантропизм. Правда, Чехов — мизантроп не мировоззренческий, а только настроенческий, но Сталин ведь тоже был больше настроенческий мизантроп, а в минуты благорасположения духа хотел обнять всё человечество и вовлечь его в сферу влияния российской коммунистической империи.