Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса» - [5]
От использования слова «подозрительный» в смысле «недоверчивый» надо отказываться, чтобы не путать людей. Если не писателям заботиться о таких неброских, но нужных вещах, то кому? Академикам? Учителям? Не народным же массам!
Кстати, в английском языке со словом «подозрительный» — suspicious — такая же нехорошая ситуация: это и «недоверчивый», и «вызывающий подозрение». А вот во французском, немецком, испанском, итальянском, украинском языках в этой части порядок.)
«Он перерезал верёвки на голенях, поднялся на нижнюю перекладину, обнял Иешуа и освободил руки от верхних связей.» (Ч. 1, гл. 16)
Здесь примечательны «верхние связи». Было достаточно сказать «освободил его руки». Похвально, впрочем, то, что Булгаков поинтересовался научными мнениями об Иисусе и был в курсе того, что некоторые историки утверждали, что Иисусу, как и другим распинавшимся в его время, вряд ли пробивали ладони гвоздями, а скорее привязали руки к перекладине.
«Из каморки прямо была видна выходная дверь шестого парадного.» (Ч. 1, гл. 2)
А входная дверь, надо думать, располагалась в некотором удалении от выходной. Между тем, речь идёт не о заведении типа кинотеатра, а о жилом доме №302-бис по Садовой, с пресловутой квартирой №50, так что это была просто дверь — универсальная.
«Азазелло с видимой скукой выслушал эту бессвязную речь и сказал сурово:
— Попрошу вас минутку помолчать.
Маргарита покорно замолчала.» (Ч. 2, гл. 19)
Можно было бы сказать, что Азазелло ВЫСЛУШАЛ речь, если бы эта речь закончилась. А поскольку она не закончилась, то Азазелло не выслушал, а ПОСЛУШАЛ.
«Она, совершенно нагая, с ЛЕТЯЩИМИ по воздуху растрёпанными волосами, ЛЕТЕЛА верхом на толстом борове, зажимАВШем в передних копытцах портфель, а задними ожесточённо молотЯЩем воздух.» (Ч. 2, гл. 20)
Здесь не только «флоберизм» («летела с летящими»), но ещё и непорядок с суффиксами причастий (вообще, для Булгакова очень характерный): боров одновременно и зажимал, и молотил, но зажимал он почему-то с суффиксом настоящего времени, а молотил — с суффиксом прошедшего. В русском языке в отношении этих суффиксов, по видимому, есть довольно большая вольница, но автору-то лучше с ними определиться и тем более не допускать разнобоя в одном предложении. Правильнее здесь, наверное, суффикс прошедшего времени, то есть, надо «молотившем», а не «молотящем».
«В это самое время из другого переулка в Нижнем Городе, переулка изломанного, уступами сбегАВШЕГО к одному из городских прудов, из калитки неприглядного дома, слепой своей стороной выходЯЩЕГО в переулок, а окнами во двор, вышел молодой, с аккуратно подстриженной бородой человек в белом…» (Ч. 2, гл. 26)
Ещё пример обычной неаккуратности Булгакова в применении причастий настоящего времени и причастий прошедшего времени. Если повествование идёт в прошедшем времени, то и причастия должны быть в прошедшем времени. Или хотя бы надо избавляться от смешивания настоящего и прошедшего времени в пределах одного абзаца, а лучше — одного текста.
Иногда у Булгакова (и у редакторов его) проблемы даже с временами глаголов:
«Маргариту охватило чувство блаженства. Она глядела, как сизые кольца от сигары Азазелло УПЛЫВАЛИ в камин и как кот ЛОВИТ их на конец шпаги.» (Ч. 2, гл. 24)
Кот же ловил эти кольца в процессе их уплывания! Неужели даже букву («т» на «л») у Булгакова заменить стесняются?
«…на посеребрённой равнине не виделось никаких признаков ни жилья, ни людей.» (Ч. 2, гл. 20)
Разумеется, может быть жильё без людей, и могут быть люди без жилья. Но по ночам люди обычно находятся в жилищах, и эти жилища являются довольно надёжным признаком присутствия людей, так что Булгакову хватило бы в этом предложении только людей или только жилья. Жилья — лучше.
«Азазелло, который сидел отвернувшись от подушки, вынул из кармана фрачных брюк черный автоматический пистолет, положил дуло на плечо и, не поворачиваясь к кровати, выстрелил… (…)
Азазелло в ответ на это что-то прорычал. Но кот был упорен и потребовал не один, а два револьвера. Азазелло вынул второй револьвер из второго заднего кармана брюк и вместе с первым, презрительно кривя рот, протянул их хвастуну.» (Ч. 2, гл. 24)
Здесь какая-то мистика: автоматический пистолет превращается через полстраницы в револьвер. Вдобавок у Азазелло карманы брюк нумерованные.
«Теперь африканец во время урагана притаился возле ниши, где помещалась статуя белой нагой женщины со склоненной головой, боясь показаться не вовремя на глаза и в то же время опасаясь и пропустить момент, когда его может позвать прокуратор.» (Ч. 2, гл. 25)
Статуя белой нагой женщины боялась показаться не вовремя на глаза и в то же время опасалась пропустить момент…?
«— Прокуратор, как всегда, ТОНКО ПОНИМАЕТ вопрос!
— Но, во всяком случае, — озабоченно заметил прокуратор, и ТОНКИЙ, длинный палец с черным камнем перстня ПОДНЯЛСЯ вверх, — надо будет…» (Ч. 2, гл. 25)
Это каламбур?!
«— Я жду, — заговорил Пилат, — доклада о погребении, а также и по этому делу Иуды из Кириафа сегодня же ночью, слышите, Афраний, сегодня. Конвою будет дан приказ будить меня, лишь только вы появитесь. Я жду вас!»
Для поверхностных авторов он [Станислав Ежи Лец] удобен в качестве источника эпиграфов, потому что у него не надо ничего ВЫЧИТЫВАТЬ, выделять из массы текста, а можно брать готовые хохмы, нарезанные для немедленного употребления. Чистоплотным писателям нееврейской национальности лучше его игнорировать, а если очень хочется ввернуть что-то из классиков, то надо пробовать добросовестно откопать — у Платона, Цицерона, Эразма Роттердамского, Бальтасара Грасиана и иже с ними. Или хотя бы у Баруха Спинозы: тот не стремился блеснуть словесными трюками.
Книга ориентирована не только на представителей специальных служб, но также на сотрудников информационно-аналитических подразделений предприятий и политических организаций, на журналистов, социологов, научных работников. Она может быть полезной для любого, кто из любопытства или с практической целью желает разобраться в технологиях аналитической работы или просто лучше понять, как устроены человек и общество. Многочисленные выдержки из древних и новых авторов делают ее приятным экскурсом в миp сложных интеллектуальных технологий.
Дураковедческое эссе. Апология глупости. Тоскливо-мрачная картина незавидного положения умников. Диагнозы. Рецепты. Таблетки.
Да, Лев Толстой был антинаучник, и это его характеризует очень положительно. Но его антинаучность обосновывалась лишь малополезностью науки в части построения эффективной моральной системы, эффективной социальной организации, а также в части ответа на вопрос, ЧТО считать эффективным.
Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века».
Выбор поприща, женитьба, устройство на работу, плетение интриг, заведение друзей и врагов, предпринимательство, ораторство, политическая деятельность, писательство, научная работа, совершение подвигов и другие аспекты извечно волнующей многих проблемы социального роста рассматриваются содержательно, иронично, по-новому, но со ссылками на древних авторов.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Я полагаю, что Сталина в Чехове привлёк, среди прочего, мизантропизм. Правда, Чехов — мизантроп не мировоззренческий, а только настроенческий, но Сталин ведь тоже был больше настроенческий мизантроп, а в минуты благорасположения духа хотел обнять всё человечество и вовлечь его в сферу влияния российской коммунистической империи.
Василий Макарович Шукшин (1929–1974) — харизматическая фигура в советском кинематографе и советской литературе. О Шукшине говорят исключительно с пиететом, в крайнем случае не интересуются им вовсе.